Домой вернулся в третьем часу ночи, насторожился, когда увидел слабое свечение в гостиной. Поднялся на второй этаж, поставил пакеты с покупками в углу около лестницы. Свет работающего телевизора слабо освещал гостиную.
Тимур обошел диван, и почти не удивился, увидев ее, уснувшую полусидя, с прижатым к животу ребенком. Не сказать, чтобы в такой позе ей было удобно, видимо, совсем вымоталась и отключилась.
Проклятье, и на ней все та же пижамка. И одна бретелька сползла с плеча.
Ключицы у девчонки тонкие, просто птичьи косточки-смотреть страшно, кажется, даже взглядом можно переломить надвое.
Тимур беззвучно выдохнул сквозь до боли сжатые челюсти. Осторожно, стараясь не разбудить, взял Тима на руки. Хвала богу, у Дани в прошлом году родились близнецы, было на ком потренироваться. Странно, но ребенок даже не проснулся, только поворочался, взмахнул ручонками — и затих.
— Тимур? — Ася взмахнула ресницами, резко распрямилась.
— Я просто отнесу его в кровать, Морковка, не шуми.
Она поднялась, пошатываясь пошла следом. Переложив малыша в кровать, Тимур причесал пятерней волосы, избегая желания поправить штаны, потому что эрекция, мать ее, снова вернулась. Развернулся, собираясь поскорее уйти и не искушать судьбу — и чуть не сшиб Морковку с ног. Она, как крохотная кегля после страйка, зашаталась, но успела сориентироваться и вцепилась в его свитер на груди.
— Держу, держу, — шепотом успокоил Тимур, когда девчонка перепугано пискнула.
Ох, бля, еще как держит: за бедра, крепко, пофигу, что даже слишком крепко.
— Прости, я не хотела. — В полумраке он почти не видел ее лица, но слышал сожаление в голосе, и стыд, и вину, и еще целую кучу всякой фигни, которую она успела себе придумать за время его отсутствия. — Я сьеду в ближайшие дни.
Извини, пожалуйста.
— Маленькая, тебе говорили, что глупости женщину не красят? — Он потянул ее выше, на себя, чуть не застонав от ощущения прижавшегося к его выпуклости живота.
— Говорили, — шепотом ответила она, выдохнула — и поерзала, как будто пыталась окончательно убедиться, что эта твердость точно не бляха ремня.
Ну вот, Тимур, сейчас она залепит по морде — и будет, между прочим, права.
Секунда, вторая, третья… И никакой возмущенной пощечины, ни слова, ни упрека.
Только горячее дыхание ему в шею, и отчаянно комкающие свитер кулачки. И твердые, словно вишневые косточки, соски, болезненно трущиеся об его грудь. Он медленно, из последних сил держа себя в руках, повел ладонью вверх по ее бедру, позволил пальцам поиграть краем майки, отчего Ася поднялась на цыпочки, вытянулась струной.