Роза ветров (Геласимов) - страница 131

Изложив сухим тоном все это, господин Семенов предположил, что по окончании экспедиции судовой журнал поручика Гаврилова, равно как и очерченная им новая карта, будут, скорее всего, доставлены прямиком в Петербург директору Российско-Американской компании, помимо которого ни один человек этих записей более не увидит.

— Неплохо вам было бы, Геннадий Иванович с ними ознакомиться. Хотя бы одним глазком.

— Да как же это? — возразил Невельской. — Разве не вы только что объявили об их недоступности?

— Объявил, — согласился господин Семенов. — Только я ведь сказал: «Помимо Фердинанда Петровича их никто не увидит». А вместе с ним, я думаю, можно.

— Интересно: как это я попаду к барону Врангелю? Да еще он мне сам секретные документы покажет?

— Ну, это пусть будет не ваша забота, Геннадий Иванович. Как-нибудь все устроится. Вы пока отдыхайте после похода, сил набирайтесь. Они вам пригодятся.

Через десять минут Невельской, Зарин и Муравьев откланялись великой княгине, и долгий вечер для них был на этом закончен.

В дальнейшем события развивались именно так, как их предсказывали новые друзья и покровители Невельского. Вернувшийся из экспедиции к устью Амура Гаврилов представил своему начальству доклад, в котором на основной вопрос о судоходности тамошних мест ответил весьма уклончиво. Тем не менее этой уклончивости хватило на то, чтобы граф Нессельроде уже в декабре отчитался перед Государем в том духе, что Амурский вопрос необходимо закрыть. Там, где у Гаврилова было ни «да», ни «нет», у графа звучало положительное «ни в коем случае». Устье реки признавалось недоступным для мореходных судов, а государственный интерес к освоению отдаленного востока — ничтожным.

Император Николай Павлович собственной рукой начертал на докладе Нессельроде: «Весьма сожалею. Вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить», однако приказа об отмене новой экспедиции почему-то не дал. Категорическая его резолюция имела, быть может, характер той дудочки, при помощи коей отважный индийский факир утихомиривает разворошенное им до этого целое гнездо змей. Нетрудно догадаться, какое множество соглядатаев из европейских посольств, обвивающихся вокруг Карла Васильевича Нессельроде, умиротворенно притихли, получив известие об этом решении русского царя, и отправили к своим дворам депеши самого успокоительного свойства.

Перовский же Лев Алексеевич, как будто и в самом деле знавший все наперед, ничуть не был обеспокоен столь явной победой противного лагеря. Торжество графа Нессельроде совершенно не язвило его, поскольку он высчитал его заранее. Более того, Лев Алексеевич загодя приготовил для продолжения игры новые фигуры, о которых его соперникам было пока невдомек. Николай Николаевич Муравьев готовился принять пост генерал-губернатора Восточной Сибири, Владимир Николаевич Зарин собирался на гражданское губернаторство в Иркутск, а Геннадий Иванович Невельской отправился в Севастополь будто бы для осмотра стоянок. На деле ему предстояло встретиться с корабельными мастерами Прокофьевым и Делябелем, построившими недавно два транспортных судна. Проект по имени первого транспорта назывался «Сухум-Кале» и, по мнению вице-адмирала Литке, значительно более других подходил для нового похода к устью Амура. Официально Невельской на этом судне должен был доставить в Петропавловск обычный груз. Все остальное, буде оно случится, предоставлялось его личному усмотрению, а также полной и безоговорочной его ответственности.