И за креслом Андрея Ярославича тоже стоял свой мальчик-меченоша. Но разве сравнить его с Гринькой!
Для Настасьина всё было внове, всё его поражало: и яркое убранство палат, и настольная богатая утварь, и шёлковые, унизанные золотом и драгоценными каменьями одеяния князей и княгинь, бояр и боярынь. Свет многочисленных Свешников - бронзовых и серебряных - был ослепителен.
Изображения людей и зверей, писанные прямо на стене, зеркальный камень, резная мамонтовая кость, различные цветные выкладки дивно украшали пиршественную палату.
Однако своды и стены обширной палаты были невысоки. Александр, тот при его огромном росте мог бы легко достать рукою до расписного потолка. Невелики были и окна палаты со свинцовыми перегородчатыми рамами, похожими на соты.
Столы огромного чертога были расставлены в виде буквы «П». Во главе стола сидел сам князь-жених на открытом, без балдахина престоле из чёрного дерева, с прокладкою из золотых пластин и моржёвых клыков.
Рядом с женихом, слева, на таком же престоле, только поменьше, сидела молодая княгиня Дубравка.
Самое почётное место - рядом с женихом - занимал Невский.
До сотни достигало количество яств, подаваемых на пиру. Необозрим и неисчерпаем был питейный княжеский поставец…
Обеду положили начало закусками: икрой, стерлядью, осетрами. Затем поданы были горячие щи. А дальше пошли жаркие: и говядина, и баранина, и гусь, и индейки, и тетерев, и рябчик. Подавали и жареных лебедей. Исполинские птицы испечены были так, что как бы неповреждённой оставалась вся белизна и красота оперения. По двое слуг несли каждую птицу на золочёном поддоне…
…Пир шёл заполночь. Уж стали подавать груши, виноград и всевозможные усладеньки и заедки: груды пряников, винных ягод, изюму, коринки, фиников, лущёных грецких орехов, миндальных ядер и, наконец, арбузные и дынные полосы, сваренные в меду.
На хорах почти непрерывно гремела музыка, пели на разные голоса серебряные и медные трубы, свиристели малые, одним человеком надуваемые через мехи серебряные органы, бряцали арфисты и гусляры.
Словом, всё шло, как издревле полагалось на княжеских свадьбах.
Вдруг от внешнего входа, из сеней, послышались глухие голоса большой ссоры, шум борьбы, топот и, наконец, жалобный вскрик. Затем, покрывая шум, донёсся гортанный, с провизгом, голос, кричавший что-то на чужом языке.
Бороды бояр так и позастывали над столами.
Невский вслушался. Затем глянул на брата и в гневном недоумении развёл руками.
- Татарин кричит! - проговорил он.
Гриньке было с его места видно, как выпрямилась и застыла княгиня Дубравка. У неё даже губы стали белыми, как мел…