Безмолвно ступала за князем свита: двое нарядных мальчиков, так называемые меченоши, и пять - шесть знатнейших бояр, по возрасту ещё молодых, но которых князь приблизил к себе единственно за то, что они хорошо знали соколиную и псовую охоту.
За это горожане владимирские открыто, на площадях порицали великого князя.
- Нет, - говорили они, - хотя и родной брат он князю Невскому, а, выходит, далеко не родня! Видно, хоть два яблока и с одной яблони упадут, а далеко друг от дружки откатываются!… Александр Ярославич - тот о русской земле радеет, о нас, о крестьянах, помнит. А этому только бы пьянствовать, гортань свою тешить да с псами да с соколами по лесам рыскать. Мимоходный! - так и горестно и насмешливо говорили в народе о великом князе Владимирском.
И это прозвище - Мимоходный - утвердилось за ним.
…Князь шествовал по своей псарне.
Собаки - борзые и гончие, старые и молодые, всех шерстей, статей и кличек, - одни лежали, другие расхаживали, третьи клацали зубами, выбирая блох. Слышалось лакание и чавкание. Плескался разливаемый по корытам корм.
Андрей Ярославич внезапно остановился. Князю почудилось, что от жидкой болтушки, которую только что разлил собакам молодой парень - так называемый корытничий, - исходит пар: значит, болтушка не остужена?!
Великий князь Владимирский соизволил обмакнуть палец в самое месиво. И тотчас же с ругательством отскочил от корыта. Лицо князя даже и сквозь смуглоту побагровело.
- Что творите?! - неистово заорал он. - Я вам носа велю урезать, мерзавцы!
Один из отроков подбежал и поспешно, но бережно отёр княжеский палец шёлковым платком.
- Что же вы, негодяи, - продолжал кричать князь, - али вы не знаете, что от горячей пищи у собаки желудок портится и чутьё?!
Старый хитрец-ловчий понял, что дело сегодня может окончиться плохо и для него и для многих. Он подал многозначительный знак одному из псарей.
И тот с почтительным поклоном поднёс князю широкую отлогую корзину, обтянутую изнутри белым полотном поверх толстой подстилки. В корзине играли и барахтались брыластые, упитанные, с лоснящейся шерстью крупнопятнистые щенки.
При одном взгляде на них сердце великого князя отошло.
- Ох ты, ох ты!… - вырвалось у него. Ему подсунули низенький ременчатый складной стулец, и Андрей, присев, склонился над корзиной со щенками.
Он то подсвистывал им и прищёлкивал пальцами, то запускал обе руки до самого два и, опрокидывая то одного, то другого щенка кверху жемчужно-розовым пузом, принимался рассматривать их, оценивать и распределять.
Вдруг над самым ухом князя Андрея послышался шёпот одного из отроков: