Он ни разу не сидел здесь. Всегда смотрел на орущую толпу через решётку клетки. Наоборот — никогда.
Хэ Тянь усмехается, отталкивается от сетки. Медленно идёт по рингу. От его улыбки привычно холодеет в животе. Рыжий бычит, опускает голову.
Не подходи, убьёт. Не подходи, сука.
Но Хэ Тянь спускается по ступенькам, не отрывая от Рыжего глаз. Тот молча смотрит, как руки, затянутые на запястьях тугими манжетами, опускаются на блестящий кожаный пояс. Пальцы осторожно расстёгивают застёжку. Медленно, с тихим звоном, она поддаётся.
Рыжий судорожно сглатывает и поднимает взгляд как раз в тот момент, когда Хэ Тянь останавливается перед ним. Расстёгнутый ремень застывает на уровне глаз. В животе тяжело ухает, и прежде, чем осознать это ощущение, Рыжий взвивается со своего места, пихает Хэ Тяня в плечи, выпаливает:
— Ты чё, бля? Страх потерял, мажорч…
Губы у него горячие и жадные. Расстёгнутый ремень прижимается к паху, когда он обхватывает обеими руками шею Рыжего и запускает язык ему в рот.
Клетка исчезает. Запах железа, кожаных матов, железных простецких лавок и пыли — всё исчезает, потому что Хэ Тянь сорванно стонет, а Рыжий судорожно выдыхает и в следующий же момент подрывается на кровати, оглушённый орущим будильником.
Он загнанно дышит, сложившись почти пополам, оперевшись локтями о согнутые колени. Сердце вылетает, руки лихорадочно дрожат. Он чувствует сладкую, очень знакомую тяжесть в паху, и от этого ощущения рёбра сковывает страх. Ёбаный первобытный ужас.
— Блядь, — шепчет он, пряча лицо в ладонях.
Вечером он так и не закрыл шторы, так что теперь косые утренние лучи заливают комнату. Будильник продолжает орать.
На губах ощущение губ Хэ Тяня настолько явное, как будто это был не сон, как будто это было взаправду, только что. Даже запах… его запах. Он помнит, блядь, его запах. И стискивает дрожащие руки в кулаки.
Раздаётся короткий стук. Дверь открывается.
— Милый, пора вст…
— Я знаю! — орёт он, судорожно натягивая на живот покрывало. Пейджи удивлённо застывает, глядя на его раскрасневшееся лицо. — Господи, мам, я знаю.
До неё словно что-то доходит. Она торопливо взмахивает рукой, частит:
— Хорошо! — И скрывается в коридоре, быстро прикрывает за собой дверь.
Сообщает в крошечную щель:
— Я приготовила завтрак. Побегу на работу. Пока!
— Пока, — выдыхает Рыжий, стискивая покрывало в пальцах.
Боже.
Господи, блядь. Он закрывает глаза и переводит дыхание. Нужен душ. Ему нужен душ.
За шторкой с зеленоватыми ракушками Рыжий утыкается лбом в кафель и громко дышит. По голове бьют тугие, неравномерные струи воды.