.
Самое раннее упоминание тирского пурпура восходит к XIV веку до н. э.[393]. Вонь от гниющих ракушек, стоялой мочи и сбраживания была, должно быть, невыносимой — археологи обнаруживают древние красильные мастерские, как правило, на задворках городов и поселений.
Этот пигмент чаще всего связывают с финикийским городом Тир, который прославил его и разбогател на торговле им. Окрашенные пурпуром из Тира одежды упоминаются в «Илиаде» Гомера и «Энеиде» Вергилия[394], изображения и описания их находили и в Древнем Египте.
Популярность цвета оказалась ужасной новостью для Murex и Thais. Поскольку из одного моллюска можно было добыть только одну каплю красителя, для производства унции пигмента требовалось около 250 тыс. моллюсков[395]. Груды ракушек, выброшенных тысячелетия назад, настолько велики, что стали географическими особенностями восточного побережья Средиземного моря. Невероятная трудоемкость процесса — на всех стадиях производства: от ловли моллюсков до окрашивания использовался исключительно ручной труд — обусловила два взаимозависимых результата. Во-первых, тирский пурпур был исключительно дорог. В середине VI века до н. э. он стоил столько же, сколько и серебро, а вскоре одежда тирского пурпура стала буквально на вес золота. В III веке н. э. один римский император жаловался жене, что не может позволить себе купить ей одежду цвета тирского пурпура[396].
Во-вторых, этот цвет оказался неразрывно связан с властью и знатностью. В республиканском Риме он являлся строгим маркером общественного статуса. Военачальники-триумфаторы могли носить облачения, окрашенные в золото и пурпур; обычные — только пурпурные. Сенаторы, консулы и преторы (одна из высших административных должностей) носили широкие пурпурные полосы на тогах; всадники[397] — узкие[398]. Эта визуальная иерархия изменилась после возвращения в Рим Цезаря, который ввел еще более драконовские законы. К VI веку н. э. только император мог носить тирский пурпур; любой иной, пойманный в одеждах такого цвета, подлежал наказанию вплоть до смертной казни[399]. Как-то император Нерон во время вступления одного поэта заметил женщину, одетую в пурпур. Он приказал выволочь ее из залы, сорвать с нее одежды и конфисковать всю ее собственность — настолько серьезно он относился к этому цвету и приравнивал его к неотъемлемым атрибутам императорской власти.
Диоклетиан, более прагматичный (или, если угодно, более алчный) император, чем остальные, объявил, что пурпур может носить любой, кто заплатит налог на роскошь — все сборы шли, конечно, в личную казну императора