Дмитрий Уманский ласково улыбается женщине, что держит его под руку, а над его планшетом пытается удержать тяжёлый тройной зонт. А жаль, что Валя так и не выбралась в театр на Большой Садовой, куда Ленка звала её не раз на спектакли и просто «подышать мистикой». Жаль, но объяснимо. Вузовская каторга похлеще многих: курочка по зёрнышку, лектор по часам, да с разными дисциплинами, да с зевающей студенческой аудиторией, что просыпается лишь для того, чтобы покрасоваться друг перед другом, задавая «старшему поколению» мудрёные каверзные вопросы не по существу. А ещё приходится мотаться от Октябрьской до Химок и обратно. И отчётность, и отчётность, и отчётность… Учебный план — как псалтырь. Хочется изменить что-то в лучшую сторону, сместить акценты и осовременить тематику. Нет! Программа включена в ГОСТ, а ректоры — порода толстокожая. Носороги, и те менее упрямы и консервативны. Первокурсники пишут челобитные, прося пригласить им с мастер-классами практиков, но чиновнику на троне ректора их «мы ждём перемен» хуже горькой редьки… А что станут говорить в МГУ, в министерстве, в надзоре, в печати, в академических кругах? И пусть курс преподавания давно одряхлел и протух, пусть будущих журналистов учат «избегать наводки на микрофон от лентопротяжного механизма», а будущие инженеры-светотехники в МЭИ обязаны сдавать произведения чертёжного искусства с его величества кульмана. Пусть всё остаётся как есть. И пусть молодые специалисты получают знания не благодаря, а вопреки парадигме высшей школы. Жаль, жаль, что у Вали, рабыни вузовской «зелёной лампы», так и не нашлось толики времени выбраться с подругой в её театр.
— Путеводитель «Москва и окрестности» 1896 года называл начало Никольской улицы, одной из главных улиц Китай-города, «Сити города Москвы, — рассказывал, между тем, спутник её жизни, свидетель её тревог, — здесь идёт «как бы постоянная ярмарка, громадные трактиры города с утра до 5 часов вечера полны посетителями. Здесь за стаканом чая весьма часто на слово делаются громадные дела и затеваются миллионные предприятия». Что же тут теперь? Да вот он, ГУМ. Верхние торговые ряды, построенные как дань «русской моде» на излёте века XIX, были такими всегда — сытыми, безразмерными, крикливыми, меховыми и узорчатыми, чеканными и пряными, кутерьмой востока и запада.
Горластая тётка с мегафоном, зазывая в автобус проехать по «самым достопримечательным местам», едва не заглушила его рассказ. Пришлось отойти чуть ближе к витринам ГУМа. Контролировать «периметр», чтобы к группе не присоединились те, кто хочет выглядеть как турист, стало легче.