— Посмотрите налево и вперёд. Мы с вами выходим к Казанскому собору иконы Божьей Матери. Видный с любой точки площади потому, что к нему ведут ступени, яркий и праздничный, с шатровой колокольней и одноглавым храмом под шлемом купола, он стоит ровно там, где в 1630 годах смыкалась Красная площадь с собственно Никольской улицей. То есть здесь «угадывались» ворота, буде они кому-нибудь могли понадобиться? Лобное место всё-таки находится в другой стороне, но вовсе неслучайно. Зачитываемые оттуда царские указы не должны были восприниматься как не подлежащее оспариванию осуждение на страдание и смерть. Как бы там ни было, веха есть. Это собор, куда после событий 1612 года была перенесена спасаемая мучеником Гермогеном икона Казанской божьей матери, обретённая им ещё в бытность до патриаршества…
«Иисус споткнулся, Иисус споткнулся. Где же? — соображала Лена. — Вольно разгуляться на смычке улицы и площади не получится ни у паломника, кому надо подняться по ступеням к козырьку над входом в церковь, ни обычному мирянину с фотокамерой или пакетом с покупками. Тяжёлые гранитные «ограничители» для автомобилей, чуть зазеваешься, могут одарить внушительной шишкой…»
Тут было о чём подумать. Как жаль, что её курсовая работа теперь — на веки вечные «для служебного пользования», причём не только из-за клейма сочинения на метафизическую тему. Ведь там было и то, до чего пропаганда официального вещания, руководимая преданными хирургами и кулинарами, самостоятельно додуматься не в состоянии. Например, факт малоизвестный, но дающий почву для философии. Плиты Судных врат, находящиеся на Святой земле в Иерусалиме, принадлежат России. Ни кому-то ещё, кто вопит на весь мир об исключительности нации. Святой Руси, что никогда не нападала первой, берегла мир до последнего и «бралась за топор с тяжким вздохом, зато с чистой совестью». Суд по Божьей справедливости? В нашей он воле, за нас Бог заступается, потому что мы войн не хотим. С чего начали на священной Никольской улице, тем и заканчиваем. А плиты те священные в Александровском подворье хранятся. Александровский же сад — вот он, за ближайшим поворотом от Кремлёвского проезда. И там почётный караул сменяется у вечного огня могилы неизвестного солдата. По ниточке, по намёку, по крошечной детали и впечатлению. Но всё сходится.
— Всё, сошлось, смотри… — прошептала Лена, покрутившись нижней ступеньке собора. Только что «туристку из святого Пловдива» в виде очень большого исключения настоятель храма в сопровождении отца Ермогена провёл по подвальному помещению с отреставрированными надгробиями. Там, у крошечной иконки святого Спиридона, алое кольцо бросило на её лицо зловещий кровавый блик и зажглось в центре круга новым символом, не менее тревожным. Менять в левой руке «лозу» на «мыльницу» она уже наловчилась без посторонней помощи. Михаил с ней не ходил потому, что настырная любознательность парочки «англичан» начинала его серьёзно беспокоить. Да когда же всему этому марафону конец? — Ну что, ушли?