Я поднял глаза, посмотрел на окно спальни Эмбер на втором этаже и увидел, как шевельнулась белая кружевная занавеска. Ее окно было открыто, и я подозревал, что она слышала все, что происходило. Она, вероятно, была счастлива, когда ее отец ударил меня. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не ворваться в дом, взбежать по лестнице и заставить ее поговорить со мной.
— Тебе должно быть стыдно, — со слезами в голосе сказала Элен. Она скрестила руки на груди и ладонями потирала плечи. — Что ты за чудовище?
— Это Эмбер должно быть стыдно, — сказала моя мама. — Знаете ли вы, что ложное обвинение моего сына в изнасиловании сделает с ним?
— Мам! — Я схватил ее за руку и потянул к выходу. — Достаточно. Это была плохая идея.
Я чувствовал, как вокруг моего поврежденного глаза пульсировала кровь, а кожа начала натягиваться из-за образующейся опухоли. Я понимал, что должен как можно скорее приложить к глазу лед. Я пришел сюда, чтобы узнать, в каком состоянии находится Эмбер и что она рассказала родителям. И теперь я это знал. Она уверяла, что я ее изнасиловал. И в настоящий момент, как бы мне ни хотелось доказать, что она не права, и наладить наши с ней отношения, я понимал, что сейчас ничего не смогу добиться.
После разговора с капитаном я бросил сумку в свой ящичек и направился прямо в гараж, где я нашел Мейсона, проверяющего и перепроверяющего наше снаряжение.
— Привет! — сказал я, залезая в карету «скорой помощи», чтобы помочь ему.
Он поднял голову, и его глаза расширились при виде моего опухшего лица. Но прежде, чем он что-либо сказал, я объяснил, что случилось, говоря очень тихо, чтобы нас никто не мог услышать. Он внимательно слушал, а после того, как я закончил, долго молчал.
— Это чертовски неприятная история, — наконец сказал он.
— Да уж. — Я не знал, что еще можно было на это сказать. Это короткое предложение идеально характеризовало ситуацию.
— Что собираешься делать?
Я пожал плечами:
— Я не знаю, могу ли я вообще сделать хоть что-то. Она не захотела разговаривать со мной.
— Не думаю, что тебе следует об этом беспокоиться. А вот беспокоиться стоит из-за того, с кем она захочет поговорить. Например, с полицией.
Я кивнул, не в силах говорить от страха, что сломаюсь прямо здесь и сейчас. Мою грудь распирало небывалое напряжение — то обычное состояние, которое я не мог снять даже долгими пробежками. Но я не мог допустить, чтобы снова случилось то, что произошло в ту ночь, когда перевернулся бензовоз. Я не мог позволить своему напарнику увидеть, насколько я был психически нездоров.