Посадил эти деревья еще покойный Йожеф Гоз; посадил вскоре после того, как женился. Работал он однажды на дамбе, на поденщине: деревьями обсаживали дамбу с двух сторон, — там он и припрятал в бурьяне четыре саженца шелковицы. А вечером, как стемнело, принес домой. Теперь вдова его, выходя на крыльцо, видит деревья — солнце ли их греет, иней ли покрывает, качает ли ветер, — и каждый раз мужа вспоминает. Словно он, муж ее, остался жить в этих мощных стволах, молодой и сильный. А то еще летом, в дождь, усядется она на крыльце и смотрит на них, слушает, как шуршат кроны. Под дождем лепечут, разговаривают листья, и прошлое встает в памяти, как живое. И словно не было тяжких лет, и к вечеру придет муж домой, усталый, сядет ужинать… Проходят годы, но не тускнеют видения; а в такие дни, когда лопаются на деревьях почки и первые робкие тени ложатся на землю двора, особенно чувствует она близость сгинувшего на войне мужа…
Иногда заходит полакомиться ягодами шелковицы и сосед, старый Сокальи. Очень любит он эти ягоды, да нет у него шелковицы. Года два назад, правда, посадил он одну: из сельскохозяйственного училища приволок ночью, украл, одним словом. Да только успел посадить, ощипали дерево гуси; оно и засохло. Каждый раз, как приходит старик к Гозам, заново рассказывает эту историю. Чтобы оправдаться. «Я мол тоже посадил шелковицу года два назад, славное было деревцо, да не прижилось…»
— Потому оно не прижилось, слышь-ка, что хозяин ему не понравился, — говорит вдова то ли в шутку, то ли всерьез. Сокальи смотрит на нее подозрительно, потом плюет в ладони и на дерево лезет. Как кошка. Правда, старая кошка.
Время — часов пять пополудни; солнце клонится к горизонту, со стороны огорода прохладный ветерок веет, неся запах укропа и зеленого лука. Марика Юхош, молодая жена Красного Гоза, идет с огорода, охапку травы несет в переднике. Лебеду и прочие сорняки. Куры с цыплятами тут же поворачиваются к ней, ждут зова; но Марика пока на них не смотрит. Оглядывает двор, кричит:
— Борка! Борка!
Из хлева выходит пятимесячная телка. Шевелит большими ушами, словно бабочка крыльями, теплыми глазами смотрит на хозяйку и мчится к ней галопом. Тычется мордой в передник, нюхает, хватает траву мягкими губами.
На удивление чистое животное эта Борка. Шерсть у нее белая, блестящая. Как снег под солнцем. И по белому — рыжие пятна. Ресницы длинные, светлые, будто льняные. Передние ноги немного кривоваты, почти сходятся в коленях. На шее — будто темная шаль накинута. Нос всегда влажен, и длинный язык вытирает то одну, то другую ноздрю. Но теперь Борка хрупает свежую траву, обо всем забыв, и только головой покачивает, вроде как с одобрением.