— Нет, ничего не случилось. Да только… я думаю, случится. Случится еще, — и знает: поверни автомобиль обратно, выйдет он против него с вилами или хоть с пустыми руками.
У одних корова издохла, ногой случайно в цепь попала, бедная… другой вот поехал на телеге, а на него автомобиль наскочил… Не только град мужику опасен. Не только засуха. Не только головня на пшенице, пожар, молния. Врагов куда больше, чем думаешь.
Ну, против града есть страхование и против пожара тоже. Говорят, можно и скотину застраховать. А кто застрахует человека от лихих шоферов или господ, которые ни свет ни заря несутся куда-то как угорелые?
Надо и против них что-то придумать.
Потому ли, что не спал нынче, или по другой причине — мозг у него работает быстро; а эти слова — «надо что-то придумать»… собственно, не впервые он их произносит. Пусть не вслух… Живут они в нем, как заноза, с тех самых пор, как ушел он из артели и стал думать о своей жизни.
До сих пор лишь смутно бродили в нем эти мысли — теперь же ясно понимает он, что должна деревня оградить себя, окопаться… вот как помещик окопался против земельного голода. Иначе не будет у мужика и того, что есть. А о том, чтобы больше стало, и говорить нечего.
Это он понял и осознал накрепко.
Одна беда: он-то все это понимает, да не понимает деревня. Одна ласточка, известно, весны не делает… Однако верно и то, что, не будь весны, не будет и ласточек. Так что пусть станет он этой первой ласточкой в своей деревне. Все равно, кто будет здесь старостой. Словом, пока едет он в поле, потом обратно, домой, времени у него хватает над этими делами поразмыслить…
Позади осталась деревня, Красный Гоз усаживается на телегу. Коровы споро идут, весело, потому что с одной стороны дороги — болотистое место с водой, а по краям его — зеленая, свежая трава.
В деревне же агитация развернулась вовсю.
Те, кто вчера на именинах был у Тотов, успели разбиться на разные лагеря. Одни за Эсени стоят горой, другие — за Яноша Багди, третьи — за Габора Тота. А остальные, кто ни к тем, ни к другим, ни к третьим не присоединился, говорят: мол, пусть ни один из трех не будет старостой, а пусть будет старостой мельник Такач.
Такому повороту очень все удивились. Удивились — а потом еще яростнее взялись за дело. Забегали люди по улице, из одного дома в другой, разносить новости. Находились мужики, которые и одного кандидата поддерживали, и другого, и третьего… Всех захватила выборная горячка.
Молодой Такач уже в сторону отошел и только хмыкал, когда перед ним нового родственника поминали, Габора Тота. И говорил: мол, ему до этого дела нет.