До одиннадцати часов вечера я был занят допросами. Вернувшись в суд, застал дело прерванным до следующего утра. Судебное следствие еще не было окончено. Московский адвокат ужасно утомлял свидетелей и затягивал дело. Об Ичалове говорили, что он держал себя спокойно и ни на одно из показаний свидетелей не возражал.
На следующее утро я рано начал свою работу, чтобы скорее поспеть в суд. Но обыски и другие необходимые следственные действия заняли меня на весь день. Только в двенадцатом часу вечера я приехал в суд.
Публика толпилась по коридорам, и я узнал, что не только судебное следствие, но состязания сторон и даже заключительная речь председателя суда были окончены; присяжные совещались уже в своей комнате.
Я вошел в кабинет судей.
Мне передали там о ходе дела и выразили убеждение, что подсудимые будут обвинены без признания за ними даже права на смягчающие обстоятельства.
Мне рассказали, что когда Ичалову было предоставлено последнее слово, он сказал:
— Господа присяжные заседатели, я вижу, что меня окружает бездна улик, но могу уверить вас, что они только кажущиеся. Я невинен! Призываю Бога в свидетели правоты моих слов. Более я ничего сказать не имею.
Прокурор в своем возражении указал на неопровержимость доказательств против него.
Ичалов встал снова.
— Никогда Ичалов не был и не будет убийцей, еще менее вором. Мне бы стоило только произнести одно слово — и вы убедились бы, что мое место не на скамье подсудимых. Я, однако, не скажу его, но повторяю вам: не делайте ужасной ошибки! Не осудите человека невинного.
— Вас никто же не стесняет, господин Ичалов, — заметил председатель, — скажите это слово, мы просим вас.
Но Ичалов все-таки упорно молчал.
В ожидании выхода присяжных я пошел по коридору, расспрашивая и сравнивая мнения о ходе процесса.
Вдруг я услыхал, что кто-то назвал меня по имени. Я обернулся. Подле меня стояла Анна Дмитриевна Боброва. Она была в черном платье, лицо ее покрывала страшная бледность, глаза блестели.
— Вы одни здесь? — спросил я у нее.
— Одна. Брат мой завтра должен рано ехать и лег спать. Говорят, что все места заняты и что меня не впустят. Помогите мне, ради бога, пробраться в зал суда.
При содействии судебного пристава мы вошли в ложу.
Места все были заняты; пристав приказал принести стул, который поставили в проходе между рядами скамеек.
Только Анна Дмитриевна села, раздался голос пристава: «Суд идет». Все встали. Двери за нами затворили, и я должен был остаться в ложе.
Председатель, два члена суда, прокурор и секретарь заняли свои места. Ичалов стоял подле Аарона.