Амазонки построили города Эфес, Смирну, Киму, Мирину.
После похода на Афины амазонки ушли с Фермодонта на северный берег Черного моря, где сейчас город Сочи. Попробовали слиться со скифами и сарматами. Они им не понравились. Амазонки приуныли, растерялись - что делать? Прискакали они один раз к нашим предкам, порубали мечами всех жен и заняли их место. Отсюда женщины у нас такие воинственные и властолюбивые. Даже моя мама. Особенно Тараканище".
Антошкин дневник оканчивался размышлениями: "Думаю: железная ступа и помело - объяснимо. Помело: за девчонками тянется устойчивое прозвище "метелки" - наверное, от прически "конский хвост". Амазонки носили прическу "конский хвост". (Изображение на вазе.) Может быть и другое железный боевой топор, украшенный лентами по счету убитых врагов. Железная ступа - все железное вооружение, особенно щит и шлем. (Амазонки переняли железо у талантливого, но не воинственного племени Халибов.)
Не могу понять двух вещей.
Первое - при чем тут избушка на курьих ножках?
Второе - почему, ну почему, когда я смотрю на Тараканище издали, меня тянет подойти к ней поближе?"
Петрову хотелось бы видеть Антошку инженером или ученым естественного направления, но он пошел в деда, несчастный, и дед в свое время руку к этому приложил.
Когда Антошка был маленьким, его часто оставляли с Петровым. Вместо сказок и другой дидактической литературы (Петров считал, что термин "детская литература" следует заменить на термин "дидактическая литература" - так будет правильнее) дед читал ему мифы. Один миф сцеплялся с другим мифом, одно имя связывалось с другим именем; утром, когда Софья приходила их будить, на полу вокруг широко разложенного дивана лежали тома энциклопедий, справочники и словари.
Речку Темре-чай - легендарный Фермодонт на южном берегу Черного моря - они так и не отыскали.
Петров порылся в зятевых книжных шкафах, нашел Атлас мира, но карта Турции в атласе была еще меньше, чем в энциклопедии.
Гульден сладко сопел в кресле. А Петрову грезились тучные долины, по которым несутся умащенные маслом ахалтекинцы с гордыми, но, увы, одногрудыми девами.
На следующий день Петров долго работал в Публичке.
Потом Петров погулял с Гульденом, обрезал пожилую дамочку в голубых босоножках, упрекнувшую его, что он собаку не кормит: "А у нее брюховина к горбовине приклеилась", высказав несколько соображений геронтологического характера, и посетил Валентину Олеговну. Договорился, чтобы она выгуляла Гульдена вечером, а может, даже и утром, - у него самого, мол, срочная работа и он, мол, заночует где-нибудь в Кронштадте или в Выборге, - и направился к Кочегару; Петров волновался за Эразма - куда тот пропал? - а скука, наслоившаяся в душе от чтения фантастики и детективов, имела такое свойство, что вызывала конфузливое желание выпить.