Фалько кивнул, глядя на огонек сигареты. Потом поднес ее ко рту, в последний раз глубоко вдохнул дым и бросил окурок на мокрую землю.
– Отвяжи его… Пусть отдохнет.
– Ладно.
Паук ушел в дом, а Фалько долго смотрел на скудную россыпь далеких городских огней. Светящиеся точки виднелись и в бухте: вышли на промысел рыбаки.
Таковы правила игры, подумал он.
Они одни для всех. Ибо иных в природе не существует. Вся разница в том, что кто-то эти правила принимает, а кто-то нет, особенно когда приходит время расплачиваться за проигрыш. Удивительно даже, сколько на свете несостоятельных должников.
Он тоже вошел внутрь. Паук и Кессам уже спустили Трехо с балки. Тот сидел на полу со связанными за спиной руками – голый, бледный, избитый, сломленный и обессиленный – и сипловато, жалобно подвывал, как животное на бойне.
Фалько остановился перед ним, и Трехо поднял голову. В водянистых глазах блеснула искорка постижения.
– Ты ведь не убьешь меня? Нет ведь?.. Я же сказал вам все, что знал, сволочи… – моляще бормотал он, едва сдерживая рыдания. – Подумайте… Живой я буду вам полезней. Я уеду во Францию… Я никогда больше не ввяжусь в эту свалку…
Паук, стоявший сзади, нагнулся к нему, сунул руку в карман брюк. Улыбнулся.
– Прошу вас… не надо… не убивайте… У меня семья…
У каждого что-нибудь да есть, подумал Фалько, – дети, жена, мать. Каждому есть ради чего жить. Каждый хочет быть нужным и оттого становится особенно уязвим. В конце концов, это редкая привилегия – пройти по жизни без привязанностей. Без страха что-либо потерять. Вот как я иду и буду идти, пока не придет час некоему Пакито Пауку – как бы его ни звали – склониться и ко мне из-за спины. А до тех пор идти мне до темного берега налегке, неся с собой только самое необходимое для выживания на территории противника. Не имея иного добра, кроме коня и сабли.
В ранней юности Фалько вычитал эту фразу в каком-то авантюрном романе, и она ему понравилась. Он уже никогда не забывал ее. …Коня и сабли.
– Подождите… Ради бога!..
В правой руке Паука блеснул клинок. Чуть поодаль, скрестив руки на груди, стоял мавр Кассем и взирал на происходящее с боязливым любопытством.
Фалько завороженно наблюдал за лицом Пакито. За лицом человека, совершающего убийство. На лице этом не было ни удовольствия, ни гадливости – вообще никаких чувств. Улыбка исчезла. Была только сосредоточенность человека, которому предстоит важное дело. Свет лампы оставлял верхнюю часть лица в тени, и в ней мерцали жабьи глаза – очень блестящие и очень пристальные.
Не сводя их с жертвы, Паук ухватил Трехо за волосы, закинул ему голову назад и одним точным движением слева направо полоснул его по горлу в трех сантиметрах ниже подбородка.