Он шел в одиночку сквозь пустой мир.
Прошла в тишине та минута, на которую дали ему отсрочку от смерти. Он слышал только собственные шаги и рокот прибоя.
До калитки, откуда начиналась лестница в дом Мойры Николаос, было метров тридцать. Стремительно сгущался мрак, но еще можно было различить предметы. Фалько краем глаза, но очень внимательно оглядывал кусты и скалы, остававшиеся справа, всматривался в тени между стеной и морем, которые с каждой минутой теряли четкость очертаний. Можно не сомневаться – гости явятся оттуда.
И постараются взять живым, подумал он. Хотелось бы надеяться.
Он вытащил сигареты и прикурил, действуя одной рукой. Курить не хотелось, но надо было продемонстрировать беззаботность. Даже приостановился и не сразу погасил зажигалку, освещавшую ему лицо, вполне по виду спокойное. Потом зашагал дальше.
Чтобы обманывать противника, вспомнил он, важно помнить, что ему известно. По крайней мере, несколько часов Еве и Гаррисону живой он будет нужнее, чем мертвый. Ему есть что им поведать, если удастся, с позволения сказать, разговорить его, и всякий, находящийся в здравом рассудке, как бы ни сжигала этого всякого слепая ярость и жажда мести, не упустит возможности сначала задать ему несколько вопросов, а уж потом перерезать глотку или продырявить голову пулей. Таков был козырь Фалько в начинавшейся игре. Его шанс на жизнь. Страховочная сетка, которая подталкивает к головокружительным трюкам, а если руки соскользнут с поручня трапеции, не даст разбиться насмерть.
Если же он рассчитал неверно, они ограничатся тем, что застрелят его. Бац – и все. Конец истории, и всем проблемам – тоже конец. Настанет время погрузиться в беспробудный сон.
Будь осторожен, сказала ему тогда Ева. И он улыбнулся про себя, прежде чем полностью отрешиться от мыслей об этой женщине и направить их совсем в другую сторону. А именно – туда, где он сейчас мог потерять жизнь.
На него набросились в десяти шагах от калитки.
Да. По всей видимости, хотели взять живым. Никакой стрельбы, чтобы не устраивать переполох и не привлекать на место действия посторонних лиц. Камерное, глубоко личное сведение счетов.
Он отбросил сигарету, когда из серовато-синей полутьмы, еще позволявшей различать очертания, вдруг стремительно и бесшумно вынырнуло несколько фигур, сзади подсвеченных луной и ее отражением в далеком море.
Угасающий день померк еще не окончательно, и в его слабом свечении Фалько насчитал шесть силуэтов, которые выдвигались к нему из-за кустов и камней, а через две секунды услышал и звук крадущихся – пока что – шагов.