Профессор Наумов:
— В практике Министерства госбезопасности было заведено так. Если арестованный заговаривал о каком-либо члене президиума ЦК, то по существовавшему порядку допрос прекращался. Следователь докладывал начальнику следственной части по особо важным делам, тот — министру госбезопасности. Потом все отправлялись к министру, и только там продолжался допрос. Когда потом составлялась справка для Сталина, имя члена президиума не упоминалось, а писали так: «военный, претендующий на власть в государстве». Это о Жукове. Или: «крупный государственный деятель, монополизировавший внешние сношения Советского Союза». Это о Молотове…
Если Сталин санкционировал дальнейшую разработку члена президиума, то на следующем этапе в документах возникало его имя. Машинистка, даже имевшая доступ к секретным материалам, печатала текст с пропусками, а специальный человек от руки вписывал имя. И последняя стадия, предшествующая аресту, — это когда в протоколе допроса открыто называлось имя. В 1952 году в документах Министерства госбезопасности имя Берии встречалось и по грузинским делам, и по «делу врачей».
В документах МГБ Лаврентий Павлович значился как человек, настроенный националистически и готовящийся к свержению советской власти и захвату власти.
Берия видел, что Сталин убрал из своего окружения всех, кого привел он, Берия. Знал, что его разговоры прослушивались и записывались. Так что же случилось? Он перестал быть нужным Сталину?
Уже в 1941 году Сталин фактически отставил Лаврентия Павловича от госбезопасности. Во время войны он постоянно менял структуру органов, переставлял людей, это означало, что Сталин был неудовлетворен и работой органов, и их руководством, то есть Берией.
Профессор Наумов:
— Исследователей вводит в заблуждение то, что Сталин часто поручал Берии передать то или иное указание министру госбезопасности Игнатьеву. В реальности Игнатьев заранее знал, что ему скажет Берия, о чем будет разговор. Ведь с министром госбезопасности Сталин встречался чаще, чем с членами политбюро. Но таков был ритуал, и Игнатьев аккуратно записывал: звонил товарищ Берия, передал слова товарища Сталина, что по такому-то делу обвиняемых надо приговорить к высшей мере наказания.
Разговоры Берии и Игнатьева записывались и докладывались Сталину, чтобы ему было легче понять, какие у них отношения. Берию проверяли и надеялись поймать на неосторожном слове. Он это знал. Поэтому несколько раз Игнатьев помечал, что на эту тему товарищ Берия отказался разговаривать…
Сталин убрал Берию с Лубянки, но использовал его как пугало. Берия, уже ничем не руководя, олицетворял карательные органы. Лаврентий Павлович понимал, что его жестокость вызывает одобрение Сталина. Вождь был невысокого мнения о соратниках, считал, что товарищи по партии могут проявить мягкотелость, все, кроме Берии.