– Если будет способен держаться на ногах, – усмехнулся Эбергард. – Он слышал краем уха ваш разговор с Юрасовским и сделал из него свои выводы. Теперь в поисках храбрости уничтожает запасы Смирновской в буфете «Баяна». Видел я его там полчаса назад. Думаю, что он уже дошел до последней кондиции.
– Тогда, наверное, вы правы, – вздохнул Наместник, – лучше пойдемте туда вдвоем.
Катер мягко коснулся нижней площадки трапа. Трап – это первое что показалось Адмиралу Алексееву странным, причем два раза. Во-первых, он, как ни напрягал память не мог вспомнить такого «Адмирала Трибуца», а во-вторых, эта надпись была с грубой орфографической ошибкой – отсутствовали твердые знаки на концах слов… адмирал Алексеев вспомнил разговоры об изменении орфографии и удалении из нее «лишних букв». Но по сравнению с тем, что было дальше, эти несчастные буквы оказались сущей мелочью. Когда Наместник поднялся на палубу, его поразил яркий свет, ударивший в глаза. Даже со стороны было видно, что корабль освещен невообразимо ярко, но вот вблизи казалось, что ночь превратилась в день. Таких светильников, дающих яркий, ровный, почти дневной, свет, адмирал Алексеев не видел никогда. И кроме того, его встречали… Вдоль борта было выстроено около десятка то ли солдат, то ли матросов самого устрашающего вида. Офицер в такой же земноводной форме скомандовал:
– Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!
Одна звезда на погоне с двумя просветами – такого звания не было в русской армии и на флоте, Наместник Алексеев это помнил точно. «Да ведь им, – подумал он, – убить кого – словно чихнуть, сразу видно, головорезы, как есть головорезы, только связок скальпов на поясе не хватает для общей картины. Но вот мундиры… мундиры сидят на них как влитые, явно носят их не один год, значит, это и не ряженые…»
Притом несообразностей уставного характера и на рядовых, и на унтере, и на стоящих чуть в стороне двух офицерах в явно морской форме, было столько, что на ум приходила мысль не о нарушении Устава, а о каком-то другом Уставе, к примеру, сербском или болгарском, близкородственном русскому, но другом. Алексеев вспомнил про Черногорию, объявившую войну Японии. Да нет же, ерунда; если исходить из того, сколько мог стоить только один корабль с новейшим оружием такой мощи, а тут их два, да еще два вспомогательных, которые тоже не просты, да еще два сверхистребителя, да еще та огромная «акула, которая скромно притаилась в тени большого «купца» под доброфлотовским флагом, таким образом выходило, что вся эта эскадра в деньгах может оказаться и подороже самой Черногории с Сербией в придачу. Загадка, однако. Паузу прервал морской офицер с погонами капитана второго ранга.