Разговоры стихли. Замолк и пассажир, который доказательно обосновывал свои мысли насчет окружения немецкой группы «Центр». Лишь Опенкин сказал своим:
— Правильно мыслит!
— Вот-вот. Благодарю за комплимент, — услышал слова Опенкина тот мужчина. — К сожалению, так мыслят и немецкие генералы и потому со всех сил рвутся к Кременчугу. Проклятый фашист еще может сунуться с юга на Киев и с северо-востока.
— Да угомонитесь вы, стратеги! Дайте хоть немного заснуть! — вмешался рассерженный голос.
Довольно много людей уже сошло на станциях. Наверно, столько же и появилось в вагоне. На верхних полках спали. На нижних клевали носом. Леся дремала, сидя возле окна.
Ночь медленно таяла в восходящем зареве, куда направлялся эшелон. Скоро совсем рассвело. За окнами простиралась равнина. На горизонте оазисами возникали села, тонувшие в садах.
Вскоре проехали и Люботин. Уже близко индустриальный гигант Харьков. Над городом сизая дымка, сквозь которую виднеются заводские корпуса, трубы. Рубен и Опенкин прислонились к окну. Оба прежде не были в Харькове.
В областном Управлении Наркомата внутренних дел, куда утром явились пограничники Рубен, Опенкин и Леся, служащие были уже на работе.
— Мы с границы. К кому обратиться? — спросил Опенкин у дежурного.
— С границы? К инженер-полковнику Веденскому. Третий этаж.
Илья Гаврилович Веденский, к которому шли пограничники, лишь несколько дней назад прибыл с Западного направления по вызову полковника Шаблия. Он — известный специалист-минер. Впервые Шаблий встретился с инженером Веденским в Славуте, куда тот прибыл из Генерального штаба по делам строительства укреплений. Еще тогда, в 1935 году, Веденский много рассказывал Шаблию о минах, их эффективности в борьбе с пехотой и эшелонами противника, в бою с танками.
Рассказывал он увлеченно, как любят рассказывать специалисты про свое любимое дело. Это у него научился Рябчиков, который тогда служил вблизи Славуты, мастерить и изготовлять мины. В тридцать седьмом Илья Веденский добровольцем поехал в Испанию, а возвратившись оттуда, попросился на финскую. Там был ранен.
Веденский подружился с Шаблием, считал его единомышленником в вопросах охраны границы и партизанской борьбы.
Перед пограничниками стоял крепкий чернявый человек с высоким лбом, изрезанным глубокими морщинами, с доброжелательной улыбкой. На гимнастерке два ордена боевого Красного Знамени.
— Товарищ полковник! Пограничники… — начал докладывать Опенкин, но Веденский остановил его:
— Садитесь. Отдыхайте. Вижу, что одному срочно надо в санчасть. Да и вы, девушка, — обратился Веденский к Лесе, — или очень утомились, или больны.