Лук-Бат подкатил вагонетку к месту, где Фырдуз воткнул рог кирки, щедро вымазанный едким маслом. Если смешать в нужных пропорциях помет красной летучей мыши и мякоть поганки Кортара, можно сварить довольно мерзкую дрянь – кортаротоксин. Он не убивает, но заставляет испытывать постоянную резкую боль.
И сейчас циклоп наступил аккурат на ловушку. Он громко застонал, пошатнулся, а из грязной огрубевшей стопы хлынула кровь.
Но подействовал яд не сразу. Ощутимо хромая, Лук-Бат потащился дальше. Все ближе и ближе к опечатанной штольне, а главное – одному из выходных туннелей. Не самый широкий туннель, не слишком часто используемый, однако все-таки действующий, а потому охраняемый. Шестеро хобиев дежурили там круглые сутки – с пиками и самострелами.
Иногда Фырдуз гадал, зачем этим слепцам самострелы. Он ни разу не видел, чтобы хобии ими пользовались.
Подходя все ближе к туннелю, Лук-Бат все сильнее шатался и дрожал. По его жилам разливался яд, вены вздувались, из горла вырывались хрипы. Вот он остановился совсем, и хобии сразу насторожились. Они не видели циклопа, но слышали шаги и лязг вагонетки, ощущали дрожь земли.
– Эй, большой! – гортанно выкрикнул один, опуская копье. – Зачем встал? Иди, большой!
Циклоп не ответил. Его сотрясало судорогой. Не в силах терпеть, он задергался, замахал руками. Цепи зазвенели, глубоко врезались в кожу, и циклоп едва не упал.
– Не рвись, большой! Не рвись! – закричали хобии. – Стой смирно! Иди дальше!
Двое из них подошли ближе, остальные напряженно вслушивались, поводили длинными рыльцами.
Циклопу становилось все хуже. Он продолжал рваться, обливаясь кровью, но внутренняя боль жгла сильнее. В одном месте цепь уже лопнула.
– Большой бунтует! – воскликнул хобий, пыряя его копьем. – Не бунтуй!
Эта новая боль стала последней каплей. Лук-Бат заревел, как бешеный дракон… и разорвал цепи! Страшным толчком он опрокинул вагонетку и замахал ручищами, затопал ножищами!
Одного хобия убило сразу же. Лук-Бат шваркнул его обрывком цепи так, что едва не распахал надвое. А метнувшись на звук, он вырвал копье у другого стражника, переломил, как хворостинку, и воткнул древко в мохнатое горло.
Остальные четверо гневно заверещали. Один бросился за подмогой, трое других принялись стрелять из самострелов. Но их болты, смертельные для кобольда или хобия, лишь застревали в дубленой шкуре циклопа. Единственное уязвимое место этих громадин – глаз, а его Лук-Бату уже выкололи.
Фырдуз молча сжал пальцы Тревдохрада. Именно ради этой кутерьмы он и отравил несчастного. Теперь, пользуясь шумом, они с цвергом выбежали из опечатанной штольни и ринулись к выходному туннелю.