— Yes, sir, that’s one side of the American way of life.[7]
Михаэль заметил, что этим отчасти объясняется угрожающее духовное оскудение среднего американца. Американская экономика и насквозь промашиненный образ жизни привели к тому, что человека слишком увлекают чисто внешние стороны бытия. Внутренне американец — это самое одинокое существо на земле. По вечно ищущему взгляду американца сразу можно догадаться, что он живет не прошлым и не настоящим, а будущим, — но это значит, что он вообще не живет, несмотря на внешний блеск. Улыбнувшись, он закончил свою речь следующими словами:
— Боже, спаси человечество и не дай американскому образу жизни распространиться по всему земному шару.
Пока внушительная карусель под названием Нью-Йорк с восемью миллионами седоков шумно вращалась вокруг доллара, Михаэль сидел у себя в квартире и с раннего утра до позднего вечера работал над серией небольших рассказов, изображавших разрушенную послевоенную Германию.
Он уже отказался от попытки написать рассказ из американской жизни. Михаэль считал, что умеет без особого труда изображать англичан, французов, итальянцев — короче говоря, европейцев всех национальностей. Но написать серьезный, настоящий рассказ, в котором действовали бы американцы, он не мог, потому что в Америке совсем другой уклад жизни и американец совсем иначе реагирует на все жизненные явления. Хотя Михаэль прожил здесь семь лет, он даже отдаленно не изучил американцев так глубоко, как это требовалось для правдивого их изображения.
Андреас, сын Михаэля, в 1941 году переехал вместе с матерью в Америку и теперь готовился в Суорморском колледже к поступлению в университет. Он явился как-то к отцу часов около двенадцати ночи, растянулся во весь рост на диване и сказал:
— Знаешь, старик, мне нужны ботинки, костюм и деньги на мотоцикл.
Андреас за это время превратился в юношу атлетического сложения, он был на целую голову выше Михаэля, числился в команде колледжа как бегун на длинные дистанции, говорил по-английски как уроженец Америки, а по-немецки — очень плохо.
Он собирался провести в Нью-Йорке двухнедельные каникулы. Но через два дня он исчез, не попрощавшись с отцом. Потом, спустя неделю, вернулся из Миами во Флориде. На флоридском шоссе он выбрал, со знанием дела, особенно мощный автомобиль, остановил его поднятием большого пальца, выпил во Флориде чашку кофе и через десять минут уехал обратно в Нью-Йорк. Вся поездка туда и обратно — две тысячи восемьсот километров — обошлась ему в четыре доллара.
— Во Флориде очень красивая природа, — сказал он со спокойной улыбкой.