Паули, беседовавший с Зилафом, восторгался великими творениями литературы. Эти творения стояли на самом видном месте в его кабинете. Но мать пастора в раздумье покачала головой: не так давно она взяла к себе в дом слабоумную девушку, эпилептичку, чтобы уберечь несчастную от сумасшедшего дома.
— Вот вы говорите романы, романы, — начала она. — А когда я спросила вчера Марту — хочет ли она мыть посуду, девушка ответила: «Какая разница — хочу я это делать или нет. Мне все безразлично». Да, да, господин Зилаф, на своем веку я насмотрелась всяких драм и трагедий. Жизнь каждого прихожанина — целый роман. А помочь по-настоящему мы никому не можем.
В последние несколько недель Матильда получила огромное наслаждение от чтения тех книг, о которых Паули беседовал со своим другом. И все же каждый раз, перевернув последнюю страницу, она мысленно возвращалась к красной книге сказок. Не обратив внимания на снисходительную усмешку Зилафа, Матильда тоже возразила пастору:
— По-моему, все, что говорится в романах, уже давно написано в сказках, в лучших из них.
Но Паули не согласился с ней. На нескольких страницах невозможно изобразить судьбы и переживания людей с той проникновенностью, с какой они изображены в романах великих писателей.
Тогда Матильда, вся во власти сказки о матери, которая зимней ночью отправляется на поиски Смерти, унесшей ее дитя, начала рассказывать.
Два воробья слетели с яблони прямо к крошкам пирога, лежавшим на гравии, и с места в карьер накинулись друг на друга. Еще три воробья камнем упали на то же место.
— У дверей избушки сидела Ночь. В ее черных волосах сверкали алмазы. «Скажи мне, куда Смерть унесла мое дитя?» — «Ты ее не догонишь, — ответила Ночь. — Смерть быстрее молнии. Но если ты еще раз споешь мне те песни, которые пела своему больному сыночку, я укажу тебе дорогу. Целыми сутками я просиживала у твоей двери и слушала тебя».
Мать спела все свои песни и очутилась у Моря. Море сказало ей: «На дне морском много прекрасных жемчужин, но ни одна из них не может сравниться с твоими глазами. Дай мне твои глаза, тогда я помогу тебе». Мать выплакала глаза, и Море разрешило ей перебраться на другой берег…
Теперь из-за крошек пирога дралось уже около десятка воробьев. На клумбе с гвоздикой стоял белый котенок и терся розовым носиком о листья.
— На другом берегу, — продолжала Матильда, — рос куст шиповника, занесенный снегом. «Мне холодно, — сказал он матери, — согрей меня». И мать обняла куст шиповника…
Матильда прижала руки к груди, она переживала каждое слово сказки.