Я засиял от радости и спросил:
— Как вы считаете, Олег Антонович, — похоже, тут представители двух разных племен изображены. Кочевого и оседлого.
Он не ответил, задумчиво поворачивая и рассматривая вазу.
— Соплеменники не стали бы воевать между собой, — не унимался я.
— Логично, но при одном условии: если художник изобразил реальные исторические события, а не вдохновился какой-нибудь легендой, как и создатель горита из Солохи. А это гораздо вероятнее. Батальной живописи тогда ведь еще не знали.
— Одни на конях, другие пешие. Одни бородатые, другие — безбородые. И в одежде разница есть, хоть и небольшая.
— Ну какая там разница! В числе пуговиц на кафтанах? Нет ничего опасней поспешных выводов. Они как шоры. На горите из Солохи тоже одни бородатые, другие безбороды. Чисто условный прием. Надо же было художнику как-то обозначить противников, чтобы мы их различали. Или облагородить их, изобразить «Идеальных воинов». На Солохском гребне сражаются скифы — двое пеших против одного конника. И одеты они по-разному: у пеших поверх кафтанов панцири, у конника на голове не обычная войлочная шапка, а греческий шлем, на ногах поножи. Однако ни у кого не возникает ни малейшего сомнения: все они скифы. Верно?
Он опять отодвинул вазу подальше, чтобы полюбоваться.
— Так что гипотеза ваша, друг мой Всеволод, слишком скороспела, повисает в воздухе. Не исключено, что тут изображены представители двух разных племен. Но пока это лишь предположение. Несомненно лишь одно: и те и другие — скифы. А что это с головой они у него делают? — заинтересовался профессор, ставя вазу на стол. — Дай-ка лупу.
— Сергей Сергеевич считает, какой-то магический обряд совершают над покойником.
Казанский недоверчиво хмыкнул:
— Делают дырку, чтобы душу покойного выпустить на волю? Это что-то новенькое. Но, поскольку письменного описания всех своих ритуалов они нам оставить не удосужились, заманчивые просторы открываются. Один что-нибудь придумает, другой опровергнет и предложит свою выдумку, еще более невероятную. Тут на несколько диссертаций можно нафантазировать.
Мне не оставалось ничего другого, как промолчать.
— И красавец этот разве не подтверждает, что древности без всяких сомнений скифские? — продолжал профессор, откладывая лупу и снова любовно беря в руки Золотого Оленя. — Превосходнейший образец классического звериного стиля. Типичнейший!
— Не хуже Костромского, Олег Антонович, правда?
— Не хуже, ничуть не хуже. Пятый век? А может, пораньше? Посмотри, какими широкими плоскостями, без излишней детализации, изображена мускулатура. Явно еще не забыты старые традиции резьбы по дереву.