Хорин молча перевёл взгляд на старьевщика. Тот достал из левого кармана брелок-единорога, присовокупил к заколке:
– Продаётся вместе. Цена – мизинец и лоскут кожи…
– Не круто заламываешь? – спросил Хорин. И расхохотался неожиданно для самого себя – громко, от души. – Мизинец, кусочек кожи… Ну бредятина!
Отделаться от сумасшедшего можно было только одним способом – согласиться на эту плату. И посмотреть, как он поведёт себя, когда покупатель скажет «да». Сейчас Виталий был почти уверен, что его жутковатые запросы останутся обычными словами, без продолжения…
– Уломал, беру. – Хорин опустил пакет с мусором на асфальт, поставил сумку рядом. Снял левую перчатку, сунул её в карман. – Отрезай, отгрызай или что ты там делать будешь…
Правая рука висела плетью, готовая в любой миг метнуться снизу вверх и раздробить щетинистую скулу старьевщика свинцовым кулаком.
– Хорошо… – кивнул торговец. – Это недолго.
Он спокойно приблизился к Хорину:
– Держи товар.
Сжатый кулак завис над ладонью Виталия. Разжался…
Кожа ощутила прикосновение металла. А в следующую секунду мир исчез в прожорливой глотке боли, занявшей место мизинца и быстро разросшейся до размеров ладони. Самое страшное заключалось в том, что Хорин не был уверен, дотронулся ли старьевщик до его руки или сейчас его заставляет страдать что-то другое…
Виталия сломало в коленях, он упал, даже не помышляя о сопротивлении. Желая только одного – конца страдания. Горло саднило от крика, хлещущего без пауз, на самой высокой ноте. Казалось, ещё чуть-чуть – и на асфальт начнут падать ошмётки разорвавшихся лёгких…
– Всё. Я закончил.
Голос старьевщика был сухим, равнодушным. Боль стала пульсирующей – больше, меньше. Больше, меньше, меньше… Очертания мира понемногу обретали чёткость и цвета.
«Сука, убью». Хорин поискал торговца взглядом, успев заметить, как чёрный плащ скрывается за дальним углом дома. Страха не было, хотелось сбить одноглазого на землю, топтать, рвать голыми руками. Хорин очень плохо переносил боль, а такой, как сейчас, он не испытывал ещё никогда. И не собирался оставлять это безнаказанным.
Виталий попробовал встать. Получилось с четвёртой попытки, ноги отказывались слушаться – мышцы словно одрябли. О погоне за старьевщиком стоило забыть, Хорин стоял, пошатываясь, как пьяный, какая уж тут беготня…
Он посмотрел на кисть. Мизинец отсутствовал, отрезанный (откушенный, оторванный… как это вообще было?!) начисто. Невероятно, но рана кровоточила совсем не сильно. Особой приметой «наградил», тварь одноглазая…
Затихающая боль почему-то лизала и запястье, Хорин расстегнул рукав, задрал его повыше. В первый миг показалось, что на руку надели браслет – тёмно-красный, шириной с ребро спичечного коробка. Старьевщик всё-таки взял плату целиком. Убить ублюдка, без рассуждений…