Земляки тянулись к Нначи. Южане, северяне, жители Поречья забывали у него в комнате давние распри между своими племенами и жадно слушали юношу с мягким и тихим голосом. Нначи читал запоем, большую часть свободного времени проводя в местной библиотеке, и умел завести вдруг такой разговор, за которым его однокашники не замечали, что давно уже минула полночь. Чаще всего спорили об армии. Инструкторы Санд-херста твердили: армия должна быть вне политики. Ее дело — выполнять приказы законно избранного правительства.
— Но если правительство идет против народа? — спрашивал кадет Нначи. — Если правительство приказывает стрелять в народ?
Кадет Даджума, нетерпеливый, вспыльчивый, немедленно срывался с места и, потрясая кулаком, кричал, что такое правительство должно быть свергнуто.
Кадет Нагахан, всеми силами старающийся походить на инструкторов-англичан, лощеных, сдержанных, словно роботы чеканящих слова команд, молчал, любуясь игрой своего фальшивого бриллианта, стекляшки, оправленной тем не менее в настоящее золото: это кольцо прислал ему дядя, Джеймс Аджайи, видный в Гвиании человек.
— Вы только посмотрите, что у нас творится! — кричал Даджума, возмущенно расхаживая взад и вперед по тесной комнате Нначи. — Политиканы рвут у народа все. Мало того, что они грабят Гвианию, они натравливают гвианийцев друг на друга. Южан-христиан на северян-мусульман и наоборот. Что изменилось от того, что вместо английского генерал-губернатора в том же дворце сидит нынешний премьер-министр? Вот погодите, умрет президент, Старый Симба, и от нашей независимости не останется даже названия. Политиканы продадут страну кому угодно — кто больше заплатит!
Нначи сдержанно улыбался. Даджума был его другом, и мысли у них были общие.
Школу Нначи окончил с отличием, но в характеристике, отправленной из Англии в министерство обороны Гвиании, подчеркивались как блестящие способности молодого офицера, так и его левые настроения.
— Это пройдет, — сказал генерал Дунгас, командующий и единственный пока генерал в только что созданной армии Гвиании. — Куда более важно, что он хороший солдат.
С войсками ООН Нначи был в Конго. Правда, его тогдашнее начальство осталось им не совсем довольно: майор слишком откровенно симпатизировал Лумумбе. Но генерал Дунгас не дал делу хода, а когда Нначи вернулся в Гвианию, назначил его командиром бригады. Правда, при этом майору пришлось уехать из Луиса подальше — в Каруну.
Нначи в гвианийской армии любили. Старый генерал называл майора «сынок», часто зазывал его к себе домой и каждый раз, оказавшись побежденным в очередном споре с молодым офицером, вздыхал по одному ему известной причине. В глубине души генерал презирал себя за свои слабости, за свою карьеру, за то, что вся жизнь его прошла под командой чужестранцев — под флагом чужой державы.