В ответ у Тремореля чуть не сорвались с губ чудовищные, немыслимые слова, ему хотелось сказать: «Тогда почему вы так медлите?» Он осекся, но она прочла эту мысль в его глазах.
– Я не спешу, потому что мне так удобнее, – сказала она. – Прежде всего мне нужно знать, чту я получу по завещанию, вот я и пытаюсь это выведать.
В самом деле она только этим и занималась, и долгими часами, сидя у постели Соврези, потихоньку, с почти неуловимой тонкостью, с бесконечными предосторожностями наводила больного на мысль о его последних распоряжениях. Наконец он сам обратился к этой теме, представлявшей для Берты столь мучительный интерес.
Соврези заговорил о том, что дела его не приведены в порядок, что самое его сокровенное желание не записано на бумаге на случай, если с ним произойдет несчастье, а он до сих пор как-то не задумывался над этим. И это, мол, совершенно не связано с его болезнью.
При первых же словах Берта попыталась его прервать. Подобные мысли для нее нестерпимы, запричитала она плачущим голосом. Она даже разразилась самыми настоящими слезами, которые, сверкая наподобие алмазов, струились по щекам и делали ее красоту еще неотразимее; батистовый ее платочек насквозь вымок.
– Глупышка, – уговаривал ее Соврези, – какая же ты глупышка, разве от завещаний умирают?
– Нет, но я не хочу…
– Оставь. Разве наше счастье было омрачено тем, что на утро после свадьбы я составил завещание, в котором отписал тебе все свое состояние? Постой-ка, у тебя же осталась копия, будь добра, принеси мне ее.
Она покраснела, потом побледнела. Зачем ему эта бумага? Не хочет ли он ее разорвать? Но она тут же и успокоилась: нет смысла рвать документ, который можно уничтожить одним росчерком пера. И все же Берта попыталась воспротивиться:
– Да я не помню, где она.
– Я помню. В левом ящике зеркального шкафа. Будь добра, сходи за ней.
Когда Берта вышла, Соврези сказал Эктору:
– Бедняжка Берта! Если я умру, она меня не переживет.
Треморель, не в силах скрыть терзавшую его тревогу, не нашелся, что ответить. «Мыслимое ли это дело, чтобы он нас в чем-то подозревал! – подумал он. – Нет, не может быть!»
Вернулась Берта.
– Нашла, – сообщила она.
– Дай сюда.
Соврези взял копию завещания и прочел с видимым удовлетворением, кивая головой в тех местах, где особенно явственно сквозила его любовь к жене. Дочитав, он попросил:
– Теперь принесите мне перо и чернила.
Эктор и Берта принялись его убеждать, что писать ему вредно, что он утомится, но больной был непреклонен. Стоя в ногах кровати, так, что Соврези не мог их видеть, двое преступников обменивались тревожными взглядами. Что он пишет? Но вот он закончил.