Когда он подписался и поставил число, Лоранс открыла ящик бюро, где лежали пистолеты. Эктор взял один, она – второй. Но так же, как когда-то в гостинице, как в спальне умирающего Соврези, Треморель, приставив пистолет ко лбу, почувствовал, что у него не хватает духу выстрелить. Он побледнел, как полотно, зубы у него стучали, а рука дрожала так, что он едва удерживал оружие.
– Лоранс, – бормотал он, – любимая, а что же станется с тобой?
– Со мной? Я поклялась, что всегда и везде последую за вами. Вам ясно?
– Это чудовищно, – прошептал Треморель. – Но отравил Соврези не я, это она. Может быть, хороший адвокат…
Лекок не упускал ни единого слова, ни единого жеста из этого душераздирающего объяснения. Нечаянно, а возможно, и нарочно он толкнул дверь, и она скрипнула. Лоранс решила, что сыщик собирается войти и Эктор живым попадет в руки полиции.
– Жалкий трус! – крикнула она, целясь в Тремореля. – Стреляйте, или…
Треморель все не мог решиться, скрип повторился, и тогда она нажала на курок. Треморель рухнул мертвый. Лоранс мгновенно схватила второй пистолет и уже готова была выстрелить в себя, но Лекок одним прыжком оказался подле нее и вырвал из рук оружие.
– Несчастная, что вы собираетесь делать?
– Умереть. Разве я могу теперь жить?
– Можете, – отвечал сыщик. – Более того, должны.
– Я падшая женщина.
– Нет. Вы – несчастная, которую соблазнил негодяй. Вы считаете себя виновной, ну что же, живите, чтобы искупить свою вину. У великого горя наподобие вашего существует в этом мире миссия – миссия самопожертвования и милосердия. Живите, и добро, которое вы принесете, примирит вас с жизнью. Вы поддались лживым обетам негодяя, вспомните же, если будете богаты, о несчастных девушках, вынужденных продавать себя за кусок хлеба. Ступайте к ним, вырвите их из пучин разврата, и пусть их добродетель станет вашей наградой.
Говоря так, Лекок внимательно следил за Лоранс и видел, что она его слушает. И все-таки глаза ее оставались сухими, в них горел какой-то беспокойный блеск.
– К тому же, – заметил он, – ваша жизнь принадлежит не только вам, вы станете матерью.
– Нет, – воспротивилась она, – как раз из-за ребенка я должна умереть сейчас, если не хочу умереть со стыда, когда он спросит меня, кто его отец.
– Вы ответите ему, сударыня, и укажете на честного человека, на вашего старинного друга господина Планта, который готов дать ребенку свое имя.
Старик мировой судья стоял бледный, едва держась на ногах от волнения, и все же у него достало сил сказать:
– Лоранс, девочка моя милая, заклинаю вас, согласитесь…