– Господи, а что же ты потом будешь делать?
Эктор снова сел на стул, небрежно погладил бороду и сообщил:
– Пущу себе пулю в лоб.
Дженни в ужасе ахнула. Граф решил, что она не поверила, извлек из кармана пистолеты и показал ей.
– Видишь эти игрушки? Так вот, выйдя от тебя, я куда-нибудь зайду, все равно куда, поднесу эти пушечки к вискам, – Эктор продемонстрировал, как он это сделает, – нажму курки – и до свиданья.
Побледнев, прерывисто дыша, Дженни не отрывала от него расширившихся от ужаса глаз. И в то же время она восхищалась им. Ее потрясло бесстрашие, спокойствие, насмешливая беспечность. Какое великолепное презрение к жизни! Промотать состояние, а потом покончить с собой без жалоб, без слез, без сожалений – это казалось ей актом небывалого, беспримерного героизма. В экстазе ей чудилось, что перед ней совершенно новый, незнакомый человек, прекрасный, лучезарный, ослепительный. И она ощущала в себе бесконечную нежность к нему, любила его, как еще никого в жизни; в ней пробудилась доселе неведомая ей страсть.
– Нет! – вскричала она. – Нет, этого не будет! – Вскочив, она бросилась к графу, повисла у него на шее и, откинув голову, чтобы видеть его глаза, чтобы читать в них, умоляла: – Ты не станешь убивать себя? Правда? Обещай, поклянись мне… Нет, это невозможно, ты не сделаешь этого. Я люблю тебя, люблю, хотя раньше терпеть тебя не могла. Ах, если бы я тогда знала тебя, как сейчас!.. Послушай, мы будем счастливы. Ты был богат и не знаешь, что такое десять тысяч франков, но я-то знаю, знаю. На них можно прожить долго, очень долго. Мы ведь можем, если захотим, продать все, что тут есть лишнего, – лошадей, коляску, мои бриллианты, зеленую кашемировую шаль. И тогда мы утроим, а то и учетверим эту сумму. Тридцать тысяч – это же целое состояние. Подумай только, сколько счастливых дней они нам подарят…
Граф де Треморель с улыбкой отрицательно покачал головой. Но он был в совершенном восторге: его воспаленному тщеславию льстило непритворное чувство, светившееся в прекрасных глазах мисс Фэнси. Как его любят, как сокрушаются из-за него! Какой необыкновенный человек уходит из жизни!
– Мы не останемся тут, – продолжала Дженни. – Мы укроемся в маленьком домике на другом конце Парижа. Знаешь, в Бельвиле на холмах за тысячу франков можно найти прелестный домик с садиком. Нам будет так хорошо там вдвоем. Ты всегда будешь рядом со мной, а не то я стану ревновать, я страшно ревнивая. Прислуги у нас не будет, и ты увидишь, какая я хорошая хозяйка.
Эктор молчал.
– Пока у нас будут деньги, мы будем радоваться. А когда они иссякнут, ты покончишь с собой, если не раздумаешь. Нет, лучше мы вместе покончим. Только не из пистолета – это, наверно, очень больно. Мы разожжем большую жаровню с углем и уснем в объятиях друг друга. Кажется, это совсем безболезненно. Одна моя подруга уже потеряла сознание, когда взломали дверь, так она говорит, что ничего не чувствовала, разве только чуть-чуть голова болела.