Из глухонемой тиши, висящей над песчаной степью, смотрели дрожащие звезды.
На земле влюбленные звезды рассыпались лучами в песнях, как лепестки шувеланской гвоздики.
А туман залег в пески, как уставший караван.
— Встаньте! Эй, караван!..
Громкий голос караван-баши прозвучал сквозь влажный туман. Это было похоже на орлиный крик, который, растаяв в песчаных волнах степи, превратился в далекий и слабый гул. Но он не только разбудил уставших людей — путников и Аксакала, беловолосого и белобородого старика, но и Надежду, уже умиравшую.
Сразу, после короткого утреннего омовения, Аксакал, белоснежный старик и вместе с ним купцы и их слуги, открыв каждый перед собой особо хранимый жаномаз — чистый платок с глиняной печатью, привезенный из Священной Земли, опустились на колени и стали совершать намаз — эту молитву молча, дуа, с трогательной мелодией во имя Аллаха Всемогущего.
Закончив, все встали. Все, кроме Аксакала.
Старик шепотом, словно, боясь разбудить шайтана, просил у Бога дать им спокойный путь — без сатанинских злодеев, без грабителей, без клеветы женщин-демонов, без боли и без несчастных случаев.
Старик трижды поцеловал глиняную печать с начертанными волшебными словами, украшающими святой Коран.
Тумановолосая степь и черноглазые белые верблюды тихо следили за ходом утреннего намаза.
Старик сжал пальцы в кулаки и кулаками вытер слезы вокруг глаз. Встал белоснежный старик на ноги, как маяк в море, как бюст, памятник свету, как букет из высохших белых роз и как живая сказка в туманной белизне…
И ночь преобразилась; словно небесное ожерелье — горизонт начал раскрываться, показав облака, эти красные бутоны с золотой тенью. Рассвет открылся, как огромный букет и засветился на лицах путников.
Горизонт, как край зонта, обозначился перед караваном. И караван двинулся.
Зазвенели колокольчики на шее верблюдов. Кто-то из слуг запел. Под звяканье колокольчиков зазвучала дервишская песня, пропетая бархатистым голосом раба.
Песня эта была о чудной красоте Лейлы, о человеческой любви, о Меджнуне, великом философе, о мучении любви, с поиском спасения человечества в беспредельной любви к Аллаху и к Человеку. Раб, певший дервишскую песню, олицетворял белый караван, похожий на течение самой жизни. И во всем этом было внециклическое движение, проходившее через судьбы любви. А белоснежный старик, этот Аксакал, был тенью мудрости и чистоты, сопровождающей караван.
Караван был нагружен девственно-нежной, светлой, как хрусталь, мечтой Человека.
Караван направлялся туда, где белые облака стояли, словно вознесшиеся минареты, и звезды рассыпались на песке, там, где зарождалось новое сознание.
