Услышав про разноцветье, он только теперь вспомнил о своей жене. Он обещал вернуться из Бостона через две недели, а прошло уже почти три.
Когда они добрались до аэропорта, день еще был в разгаре — значит, Томми должен был находиться в школе, — и он закрылся в телефонной будке, чувствуя себя провинившимся мальчуганом.
— …Дженис? Послушай, я буду дома через пару часов; сейчас я в бостонском аэропорту. Дело в том, что я был болен, лежал в больнице и не мог позвонить раньше.
— Ничего страшного, — сказала она. — Мы тебя и не ждали.
— То есть как это «вы меня и не ждали»?
— А ты не думаешь, что мы с Томми уже привыкли не ожидать от тебя слишком многого?
Струйка пота побежала по его спине под летним костюмом.
— Мне кажется, это несправедливо. Неужели тебя ничуть не волнует то, что я был в больнице?
— Что ж, надеюсь, тебе сейчас лучше. Наверняка лучше, иначе они бы тебя не выпустили.
— Дженис, я…
— Ладно, Джон, поговорим, когда ты будешь дома.
— Да-да, припоминаю, — сказал Майрон Т. Бринк, мускулистый и седовласый, в хорошо подогнанном костюме. — Вы тот самый человек, о котором мне сообщил мой юный друг из Вермонта, верно? Что ж, взглянем на вашу историю болезни.
Он раскрыл на коленях папку и откинулся на спинку черного кожаного кресла. Аккуратные стопки таких же скоросшивателей лежали на ковре слева и справа от него, создавая впечатление, будто деятельность всемирно известного психиатра носит по преимуществу канцелярский характер.
— Хорошо, мистер Уайлдер, — сказал он. — Думаю, мы с вами сработаемся. Для начала позвольте задать вам несколько стандартных вопросов, после чего я выпишу лекарства, и вы отправитесь по своим делам. Вас это устраивает?
В тот день У айлдер прибыл домой с четырьмя флаконами таблеток, брякавшими в карманах пальто. Он уже собрался поместить их в аптечный шкафчик, но вдруг сообразил, что будет лучше держать их не здесь, а в своем офисном столе или в квартире Памелы. Разглядывая каждый флакон при ярком свете в ванной, он попытался запомнить мудреные названия препаратов. Бринк заверил его, что названия ничего не значат — это всего лишь глупые выдумки фармацевтов, — однако они сбивали с толку, как иностранные слова, вкрапляемые в чью-то речь. И как ему, черт возьми, прикажете отличать хилафон от халдола или плитиум от плутола? Один из этих препаратов был транквилизатором, другой антидепрессантом, третий Бринк назвал антипсихотиком, помогающим оправиться после нервного срыва. Да, Бринк давал ему пояснения к каждому из рецептов, но все это начисто изгладилось из его памяти сразу же по выходе на улицу. Не лучше, чем с названиями, обстояли дела и с дозировкой. «100 мг, три раза в день», — значилось на одной этикетке; «8 мг, одна капсула перед сном», — гласила другая. Но разве можно ожидать от человека, страдающего провалами в памяти, точного соблюдения всех этих предписаний?