— Класс! — воскликнул кто-то при виде виски.
— Жаль, у нас нет льда, — добавил другой.
— Кому нужен лед?
— Лед есть в буфете при столовой, — сказала Памела.
— Столовая заперта, Пэм. И буфет тоже.
— Где же тогда мы будем питаться?
— Думаю, придется топать по шоссе до «Грязного Эда» или шиковать втридорога в «Старом Колониале».
Она приуныла, но только на секунду:
— Ладно, не будем думать об этом сейчас. Ведь пока еще никто не голоден. Послушай, Джулиан, ты уже провел генеральную репетицию? И завтра начнешь съемки?
— Верно.
— Тогда мне кажется, сейчас самое время для последнего прогона сценария, — сказала она и вышла на середину зала, чтобы обратиться сразу ко всем присутствующим.
В ее поступи, в движении ног, туго обтянутых белыми брюками, Уайлдеру почудилось нечто агрессивное. На мгновение она напомнила ему богатую маленькую девочку, которая привыкла командовать и навязывать другим детям свои игры. Он был влюблен в нее, но сейчас обнаружил, что временами она бывает не очень-то приятной в общении.
— Джерри может зачитывать сценические ремарки, — говорила она, — а актеры будут читать свои реплики. Таким образом, мы сможем…
Как минимум трое парней застонали, а по лицам остальных было видно, что им совсем не по душе эта идея.
— Нет, — сказал Уайлдер, — оставь это, Памела. Они и так работали весь день.
Она повернулась к нему, сверкая глазами:
— Тогда, может быть, мы хотя бы проведем собрание?
— Что ты имеешь в виду под «собранием»?
— Притащим стулья, все усядемся с Джулианом во главе и устроим дискуссию. Таким образом, если у кого-нибудь есть какие-то проблемы, мы сможем решить их все вместе. Я к тому, что это наш последний шанс, ведь завтра уже начнутся съемки.
Возможно, потому, что она выглядела такой беспомощной, — или потому, что она была единственной женщиной в компании, — все согласились. Включили свет, нашли складные стулья где-то в укромном углу амбара, расставили их полукругом, и собрание было объявлено открытым.
— О’кей, — сказал Джулиан, — есть у кого-нибудь проблемы или типа того?
Ни у кого ничего такого не нашлось, и все обменивались смущенными улыбками, пока не поднялся актер, играющий роль Чарли.
— У меня было какое-то смутное беспокойство по поводу моей роли, — сказал он, — но только сейчас я понял, в чем дело. Чарли — это единственный из всех негров — не считая мелкого гомика, — он единственный из негров в актерском составе, говорящий на «правильном английском», как это называют белые. А все остальные говорят на стереотипном языке «полуграмотных ниггеров», и по такому поводу я заявляю протест. Я вижу в этом проявление расовых предрассудков.