Джулиан повернулся за ответом к Джерри, который казался озадаченным.
— Если на то пошло, Клей, — начал он, быстро моргая и нервным движением убирая за ухо прядь волос, — я заметил, что в жизни ты сам говоришь точно так же, как Чарли в сценарии.
— Че-ерт! Послушай, старик, я ведь актер. Это моя профессия. Я посещал актерскую школу, где обучался «правильному языку». Я играл роль Отелло с белыми ребятами, из-за чего всех нас заставили освоить британский акцент. Но дело не во мне. Дело в том, что Чарли простой санитар. Он-то где этому учился и зачем? Как это объяснить?
— Может, мистер Уайлдер поможет нам в этом вопросе? — сказал Джерри.
И Уайлдер испугался:
— Прежде всего, Клей… боюсь, я не припоминаю твоей фамилии…
— О, вы боитесь? Ну а я боюсь, что не могу вспомнить ваше имя, мистер Уайлдер.
— Джон.
— Брэддок.
— Прежде всего, мистер Брэддок, я не утверждаю, что Чарли говорит на «правильном языке». Он, скорее, использует нейтральный вариант английского — или, скажем так, нейтральный американский вариант английского — что-то вроде акцента, характерного для телефонисток или дикторов радио. Конечно, он всего лишь медбрат, но он в течение многих лет ежедневно имел дело с пациентами психушки и, возможно, усвоил эту манеру речи как наиболее подходящую для… скажем… поддержания своего авторитета. Годится такое объяснение?
— Более-менее, — сказал Клей. — Более-менее годится.
Когда разговор перешел на другие темы, Памела сжала локоть Уайлдера — пожалуй, чересчур крепко — и прошептала:
— Это было чудесно. Знаешь, что ты сделал? Ты только что практически спас весь фильм.
— У меня нет проблем, — говорил актер, играющий роль Спивака (или Клингера, как он был назван в сценарии). — Совсем напротив: я в восторге от своей роли. Пользуясь случаем, хочу вас поблагодарить, мистер Уайлдер, поскольку в Нью-Йорке мне не представилась такая возможность. У меня очень сложная, интересная роль, и она идеально мне подходит.
Он был весь в белом, как будто оделся для тенниса, — белые шорты и майка, белые носки и теннисные туфли.
— Я говорю не о профессиональном интересе, хотя он, конечно, также здесь присутствует. Эта роль заинтересовала меня прежде всего в личном плане. Видите ли, я сам три года регулярно посещал психоаналитика, и для меня это будет катартический опыт, лучше которого и не придумаешь. Клингер может стать моей прорывной ролью: язвительный, саркастичный эгоманьяк, которому ненавистно само слово «психиатр». Кстати, я считаю удачей то, что мы так и не выяснили первопричину его попадания в клинику. Плюс туманные намеки на кровосмесительную привязанность к его родной сестре — все это идеально. Идеально.