Иногда Хойкену казалось, что отец ушел в мир фантазий. Георг чувствовал себя беспомощным, не понимая, что творится со стариком. Как будто в его голове перепутались главы какой-то книги, а начало вообще потерялось. В такие моменты Хойкен просто смотрел на отца и молчал, словно у него закружилась голова и ему нужно подождать, пока все вокруг перестанет вращаться.
Единственным человеком, с которым он об этом говорил, была Лизель Бургер. Хойкен появлялся в клинике рано утром, а экономка уже сидела на краю кровати и разговаривала со стариком. Георг слушал, стараясь понять, как это у нее так хорошо получается. Она говорила тихо и не умолкая. Оба что-то бормотали о доме и всяких мелочах, которые так или иначе их связывали.
— Я постирала занавески в столовой, — сказала Лизель, и отец смотрел на нее, словно она говорила о чем-то действительно интересном. Он держал голову прямо, но через некоторое время устал и она упала вперед, почти касаясь подбородком груди. Хойкен не мог смотреть на это без боли, но Лизель встала, взяла голову старика обеими руками и поправила, как если бы это была ваза, которую нужно поставить на прежнее место.
— Лизель, — сказал Хойкен, когда они остались одни. — Лизель, что с ним? Он говорит о вещах, о которых я бы даже не подумал говорить, или смотрит на меня неподвижным взглядом, как будто ждет, что я разгадаю для него какую-то загадку. Что бы это могло быть? Чего он ждет? Что с ним происходит?
— Он мечтает пройтись по саду в своих старых черных туфлях на босу ногу, — отвечала Лизель. — Он хочет сидеть в кресле-качалке у окна своей спальни и слушать песни Джульетты Греко. Он хочет сидеть со мной на кухне и разгадывать кроссворды. Он вспоминал нашу собаку и спрашивал, не надо ли приобрести новую. Он мечтает прокатиться с Secondo на машине.
Хойкен слушал и никак не мог сложить эти фразы в одну логическую цепочку.
— Это вещи, которых он не делал целую вечность, — произнесла Лизель. — Всю жизнь он думал о концерне и его будущем. Сейчас, когда у него почти не осталось сил, для него стало важным совсем другое.
— Ты хочешь сказать, что ходить по саду в старых туфлях на босу ногу — это может быть важно?
— Да, это важно. Сейчас, когда он оглядывается на свою жизнь, это вообще самое главное. Только эти маленькие, но сильные желания имеют для него значение. Даже свое прежнее пристрастие к хорошей еде и напиткам он утратил. Представь себе, что сейчас для него все позади и не представляет ни малейшего интереса.
— Его издательство, его авторы — ты хочешь сказать, для него это больше ничего не значит?