Ах, Паша, Паша, ты меня обидел! -
Она визжала: Где теперь зарыт
Кузнечик мой! -- Ну вот, лежи, реви, дел! -
Я зарычал в сенях почти навзрыд:
И чтобы зарычать была причина.
Он у меня отец, у ней -- мужчина...
Отец ни с кем не уживался ввек,
Повсюду заносил веселый норов -
То комиссар никчемный человек,
А то директор шахты туп как боров.
И неповинну голову кнут сек:
Подписки, вычеты из договоров...
И тут он все скрипел, идя на рать:
Ах мать, ведь не хочу я умирать!
За что убьюсь-то? За мою каторгу?
Костьми полягу за собачью цепь?
Сотруднички меня мотнули с торгу,
А сами-т не на фронт, не в тую степь. -
Но думаю, хотя и без восторгу,
Он поднимался с трехлинейкой в цепь
И шел, пока дыхания хватило,
И умереть ему, пожалуй, льстило.
Зане он мер не за зараз, за роз -
В том некая есть разница, поверьте,
Для тех, кто как мишень под пули врос, -
Да, да, высокое в подобной смерти!
Не очень важно -- немец ты иль росс.
И смерть тогда -- что пауза в концерте,
И захлестнувшая тупая боль -
Быть может, лишь тональность си-бемоль.
Мать и отец. Их разговор печален.
-- Ты постарела, милая моя. -
Та смотрит на него, и взор печален.
-- А ты -- все та же звонкая струя!
Ты все такой, хоть зимний двор печален!
А помнишь бабочку? -- Да, жизнь моя,
Она была в тот трудный год как помощь,
И в комнату вошел июль -- ты помнишь?
-- Ну, помню ли? -- А помнишь легкий звон,
Раздавшийся о день, еще не дожит, -
Там билась птица в переплет окон...
Уже уходишь? -- Да! -- Так скоро! Чтожет? -
-- Я только бабочка, -- смеялся он, -
Январская... -- Придешь еще? -- Быть может! -
Он уходил, он говорил: Прощай! -
И выкипал на керосинку чай.
АНТИКАНОН
Мы жили от устава -- за стеной.
Устав к нам сколько ни стучи в квартиру,
А мы к нему в брандмауэр -- ни Боже мой,
Хоть плачь! А он -- фурычь иль агитируй!
Другим легко. Чуть кто-нибудь другой
Тук-тук... а стенка -- шасть -- и в ухо сбирру
Уж шепчет на стульце монастырка:
"А мне Жидков написал с потолка
За шиворот. Примите к йогу меру!"
-- А что, он иог? -- "Иог... мою мать" -- Ну, ну! -
И вот Жидкова за ушко и в шхеру.
Жидков -- ругатель. Чувствуя вину,
Стоит и пальчиком копает серу.
Словесная зуда неймет. Усну
Вот-вот. Натуга страшная. Да, право,
Жидков, он как-то не с руки устава.
Зато наказанного без вины
Пригладит Тетушка, утишит страсти -
Добренька, тихонька. Тетушкины
Малые малости все, комнатности -
И люблю уюты Тетушкины:
Гонят каменности и все напасти, -
И "тихий Господи", и блюдца глаз,
Откуда крошка-слезка пролилась.
Ведь вот Жидкова Ольга -- вся другая:
К нам не пройдет, не напоив калош,