Что часто из монгол к нам кто подходит
И говорит -- не так мол переводит.
Сам за собою сознавал он грех.
Нет-нет и на вопрос в беседе штатской,
Какой язык он знает лучше всех,
Он живо отвечал: Моя -- бурятской! -
Он был рассеян, словно майский снег,
И часто в невнимательности адской
Такого наворотит, что весьма
Казался нам лишившимся ума.
Максимов на виду был в Цецерлике,
И уважали все вокруг -- его,
И только в Центре злобные языки
Опять не признавали ничего
И собирали против нас улики,
Ему грозил арест -- и от всего,
Измученный душой, разбитый телом,
Понятно, что на родину хотел он.
Он знал, что Партия оценит труд,
Что будут зачтены ему условья,
В которых он трудился, как верблюд,
Что сможет он восстановить здоровье.
И на тебе -- арест, а после -- суд!
Могу ль найти достаточно здесь слов я,
Чтоб описать -- какой все это стыд,
Как человек унижен -- он убит!
Прошу Вас, человека и наркома,
В чьем веденьи работал мой Н.М.,
Помочь ему явиться вскоре дома,
Поскольку он страдает между тем -
И все невинно. Тягче ж нет ярема,
Чем быть безвинно осужденну, чем
Так мучиться. Максимова... Но это
Письмо осталось как-то без ответа.
* * *
Август 1940
Он написал мне вскоре: "Пропуск есть.
Свидание разрешено. Но вот что:
Снимается колонна -- так что взвесь.
Будь до 20-го". Такая почта.
Решила ехать. Трудностей не счесть.
Билетов по ЖД не взять ни про что.
Мои попытки кончились ничем
И я едва не бросила совсем.
Моя сноха Г.М., смутившись мало,
Идти решила тут уж напролом
И через начНКВД вокзала
Достала мне билет, но дело в том,
Что я Н.М. в отчаянье писала:
"Билетов нет. Откладывай прием".
И муж меня не ждал. А я с поноской
Стояла ночью в очереди броской
В вокзале возле входа на перрон.
Передо мной застыла вереница
Людей, мечтающих попасть в вагон, -
Истерзанные, сумрачные лица
Глядели на чугунный Рубикон,
Табун мешков, кульковая станица -
Но всем хотелось душу отвести
И выяснить, что ждет в конце пути.
И вспыхивали ночью разговоры,
Подобно самокруток костеркам,
Перекочевывали вдаль, неспоры,
И гасли, подпадая ветеркам.
Во мне все замирало. Контролеры
Приглядывались к лицам и мешкам,
Да иногда заливчатым раскатом
Смеялся Павел -- я стояла с братом.
Он знал меня, он понимал без слов
Мое особенное состоянье,
Старался подбодрить меня, толков
Во всем, в чем предлагал свое вниманье,
Раскован и участлив, и рисков.
Вот тронулся вагон -- и расстоянье
Меж нами увеличилось. Сейчас,
Увы, меня теряет он из глаз.
Наш поезд мчится на Восток, не мало
Людей с ним едут, сколько сот судеб!
Ну, а меня судьба и здесь избрала -