— Как бы тебе лучше растолковать? — растерялся Иван Петров перед дотошностью Митькиных расспросов. — Сила исчисляется не только количеством людей. Сила еще и в царских законах, солдатах, носящих оружие, в полиции и всяких урядниках и старостах, угрозами и кулаками поддерживающих порядок в городах и селах. Разом все это не пересилишь.
Смутно доходили до сознания Митьки неуклюжие разъяснения Ивана. Сам он считал мерилом власти только физическую силу. Непонятно, что еще можно противопоставить кулаку и сноровке?
— Вот медведь, скажем, или кабан сильнее тебя, — нашелся Иван, — а ведь ты на них с голыми руками не пойдешь, за рогатину хватаешься или ружье вскидываешь.
У Митьки глаза на лоб полезли от простоты и убедительности Ивановых слов.
— Прав ты, однако, дядя Иван. Ну прощевай покеда. Помни уговор.
А сговорились они на том, что Иван чаще будет наведываться в зимовье: забирать Митькину добычу, подкреплять его припасами и, самое главное, сообщать все новое, что он узнает о Гале и Митеньке. Старый таежный бродяга Иван Петров принял на себя эту добровольную обузу, уловив в Митькиной судьбе сходство со своей рано потерянной молодостью.
Дважды за зиму приходил еще Иван в далекое зимовье, а на третий, как сулил, не явился. Было у Митьки вдоволь наготовлено зарядов, из городских гостинцев он мог устроить пир на большую компанию, а таежная добыча уже мало интересовала его: пушнины — на себе не вынести, мяса — на год, и соленого и свежемороженого. Задумал Митька забрать жену и сына в тайгу, зажить отшельником вдали от недоброго людского глаза, отсидеться в глуши до поры до времени, когда забудется его каторга, и уже после этого выйти на вольное поселение. Так они порешили с Иваном Петровым, с этой задумкой и должен был старый охотник подойти к Гале и разыскать Митеньку. Уже и местечко Митька присмекал для избы в сухом соснячке на берегу тихого озерка, пристанища перелетных птиц. Площадку расчистил от снега и кустарника, повалил ближние лесины, вырубил топором из них гладкие ровные бревна. По весне Иван обещал помочь поставить сруб. «Здесь и заживем с милой, — думал Митька о Гале, — повенчает нас мать-тайга, а то холостой — полчеловека…»
Засунув топор за пояс и забросив за плечо ружьишко, Митька вышел из зимовья. До озерка не больше версты через темную таежку, переходящую в сосновый бор. В ожидании Ивана надо полностью заготовить бревна для избы.
Вдоль протоптанной Митькой за зиму в глубоком снегу тропинки появился след соболя. Сотни раз видел соболиный след Митька и ходил по нему не меньше, пока не настигал маленького зверька, и ничего необычного, казалось, не было для охотника в отпечатках крошечных лапок. И все-таки что-то новое, увиденное только сегодня, заставило Митьку свернуть с проторенной тропы и проследить отпечатки лапок соболя. Соболь шел, оставляя следы трех и четырех лапок. На косогоре его след свернул на след другого соболя. Так соболь ходит только весной.