— Собирайся-ка, Митрий, в лес. Привезешь дровишки на зиму, тогда и расчет полный, — распорядился Кирьян Савелович, как только установился санный путь.
Дрова были заготовлены в ближнем березняке, за лето хорошо просохли. Митька за три дня на Двух лошадях перевез почти всю поленницу. Оставались последние два воза. Нагрузив одни дровни, он, расстегнув полушубок, достал кисет. Легкий морозец пощипывал пальцы, свертывающие цигарку. Митька сел на колоду, задымил. Усталости не было. Он без труда нагрузил бы и вторые дровни, да так уж заведено, что в каждой работе бывает перекур.
«Хороший хозяин Кирьян Савелович, — думает он, — можно бы дальше жить, да тайга тянет. В люди надо выходить, семьей обзаводиться. Как-то там мое зимовье?»
За эти годы Митьке ни разу не удалось сбегать в тайгу, к могиле отца и брошенному зимовью: хозяин не отпускал далеко. И все-таки у Митьки не было злобы на хозяина. Вспомнил он, как каждую осень после уборки Кирьян Савелович наделял подарками и поил вусмерть самогонкой. Не пристрастился к этому зелью Митька, но раз в год считал выпивку законной.
Изрядно выпив, староста мерился с Митькой силой. Каждый раз Митька терпел поражение, но чувствовал, что победа его противнику дается все трудней и трудней. Мускулы парня наливались силой, ноги крепчали, грудь рвала пуговицы на рубахе. В последний раз хозяин не осилил своего работника. Не дав опомниться Кирьяну Савеловичу, Митька звериной хваткой сжал его еще крепкую руку и трижды прижал к столу.
— Будя, хозяин, — угрюмо промолвил Митька, когда Кирьян Савелович в пьяном задоре потребовал переиграть схватку.
«Ишь какого варнака выкормил себе на шею», — подумал Кирьян Савелович и тогда же решил рассчитаться с работником вчистую…
Митька затянулся дымом в последний раз, бросил цигарку, обжигавшую ему пальцы, и поднялся с колоды. Шага сделать не успел. Сильный удар по голове сзади подкосил ноги. Падая, он повернулся и увидел старосту.
— Хозяин… за што?.. — прохрипел он, не чувствуя новых ударов и не слыша, как староста, озверевший от вида крови, отбросив полено в сторону, зло выдавил:
— Вот и в расчете, варнак.
Никто не видел, как Кирьян Савелович затолкал неподвижное тело Митьки под колоду и присыпал его снегом. В сумерках он пригнал лошадей, разгрузил дрова, при свете фонаря уложил в поленницу. На огонек во двор к Кирьяну Савеловичу заглянул сосед.
— Пошто сам работаешь, а работничек-то где? Али рассчитал?
— Рассчитал вчистую, — ответил Кирьян Савелович, поднимаясь с фонарем на крыльцо. — Уехал он от меня…