Окопались только к исходу дня, когда солнце уже висело у самого горизонта. Немцы больше не проявляли активности, и пограничники расположились на ночлег в наскоро устроенных блиндажах и прямо в окопах.
Александр почувствовал безмерную усталость и сразу провалился в глубокий сон без всяких сновидений…
Победа в тот день досталась огромной ценой. Полк потерял больше трети своего личного состава.
К счастью, приказ на дальнейшее наступление не поступил. Всю следующую неделю немцы ежедневно пытались вернуть отбитые у них сёла, бросая в атаки пехоту и танки, но каждый раз отступали. Периодически, словно стаи коршунов, налетали «юнкерсы». Как правило, сделав три-четыре захода, они тут же удирали.
24-25 марта 162-я Среднеазиатская стрелковая дивизия провела несколько операций по овладению опорными узлами немецкой обороны. За эти два дня пограничники сумели продвинуться ещё на 500–600 метров, но дальше дело не пошло. Немцы настроили здесь множество дзотов>[41] и оказывали ярое сопротивление. С 26 марта дивизия окончательно прекратила всякие попытки наступать и перешла к глухой обороне.
В конце месяца на всём фронте наступило затишье. К этому моменту взвод Романцова уменьшился практически наполовину. Ещё четверо оказались в полевом госпитале армии с не очень серьёзными ранениями и должны были рано или поздно вернуться в строй.
Горечь потери многих товарищей нещадно терзала душу вызывая тяжкие, навязчивые думы о неотвратимости смерти. Александр вспоминал каждого погибшего и ощущал свою вину перед ним, хотя, в сущности, ни в чём и не был виноват.
Немного сглаживало его кручину общение с местными жителями, которые были рады своему освобождению. Но всё же это не особо помогало, тем более, когда люди говорили о мытарствах оккупации и зверствах фашистов.
Война повсюду приносила великое горе, и требовалось немало душевных сил, чтобы с этим горем жить дальше, чтобы воевать и побеждать проклятого врага…
* * *
На обед подвезли щи — наваристые, сытные, дразнившие аппетит кисловатым запахом квашеной капусты, напоминавшим о доме. «Щаной дух» часто стоял в семье Золотарёвых в те годы, когда Семён ещё был мальцом. Мать готовила щи в чугунном горшке, с мясом, с картошкой или без неё, заправляя их сметаной, капустным рассолом или яблочным разваром. Бывало, добавляла в них и солёные грибы… Сейчас он испытывал настоящее удовольствие от этих солдатских щей и быстро орудовал алюминиевой ложкой, на ручке которой он выцарапал «Сёмкой» слово «МУРГАБ».
Весомой добавкой к щам служил «фронтовой» бутерброд — чёрный хлеб, на который была намазана смесь из мелко нарезанного сала, лука и чеснока.