Наконец, мамуль снова уселась, и подлив черноглазому чаю, уперла локти в стол и принялась рассказывать.
Голос мамочки слегка дрожал, как и ее губы, глаза затуманились… мамулечка вспоминала.
— Мое истинное имя Джун, дочка, — начала она. — Джун — значит, послушная. Так меня назвали при рождении. Родилась я от человека, рожденного драконом. Я принадлежала клану Огненной птицы, когда родилась.
— Стоп, — перебила я. — Что значит, принадлежала? Ты была членом этого клана, мамуль?
Мамочка помотала головой. Видно было, что признание дается ей нелегко.
— Нет, милая, — сказала она. — Я женщина, а в моем мире женщина может только принадлежать.
— Свинский мир! — припечатала я, отчего глаза брюнета сузившись, полыхнули пламенем.
— Не смей говорить о мире драконов в таком тоне, женщина! — возвестил он, играя желваками.
— Не смей говорить со мной в таком тоне, мужчина! — возвестила я не хуже его.
Брюнет хотел еще что-то сказать, но мамуль ладонь подняла, а потом выразительно ногтем циферблат на своих часиках постучала.
Она продолжила рассказ.
— Когда мне исполнилось пятнадцать, меня подарили великому воину, верховному предводителю Огненного дракарата, Мичио Кинриу.
— Что значит, подарили? — опешила я. — Ты что — вещь, что тебя дарить можно? Нет, с каждой секундой я все больше и больше хочу в этот чертов мир! Должен же кто-то навести там порядок!
От такого брюнет даже чаем поперхнулся.
— Госпожа Джун, — выдавил он, не глядя на меня. — Как вы воспитали свою дочь?!
— Как принцессу, — ответила ему мамочка и посмотрела на него долгим взглядом.
— Понятно? — уточнила я, чувствуя к мамочке благодарность.
— Она не ведает традиций! — вскипел брюнет. — Она не ведает своего места!
— Это интересно, — вскипела уже я. — Это какого-такого-эдакого места я не ведаю? Может, просветишь?
— И просвещу! — нагло пообещали мне.
— Разве что, во сне! — ответила я.
— Перестаньте! — воскликнула мамуль. — Ведете себя, как дети…
Мы с брюнетом демонстративно отвернулись друг от друга.
— Мичио Кинриу, мой господин и повелитель, оказал мне великую честь, взяв меня в жены.
— Это что это за честь такая? — возопила я. — Да за тобой Виталий Владиленович два года ухаживал! Да у нас дома корзины цветов не переводились! Да я еще тебя подкалывала постоянно, что ты, должно быть, балерина, потому что только балеринам ведь такие дарят!
Не помня себя от возмущения, я переключилась с мамуль на брюнета.
— Она ведь все его подарки поначалу возвращала! Ничего не принимала! На какой козе он только к ней не подъезжал! А предложение семь раз делал. Семь! Только на седьмое согласилась! И каких! От облаков в виде ее имени до белых голубей на поле, тоже в форме ее имени! Да он к нашему дому в латах и на белом коне приезжал, с оркестром, если что! Подъезд цветами выстилал! А вы мне тут про честь какую-то великую лепите?! Да отчим ее на руках носит, чтоб ты знал, и не перестает повторять, как она его осчастливила!