. По пути в комиссариат Стефан вкратце ввел меня в курс дела, сообщив кое-какую информацию в дополнение к тем сведениям, которые передал мне дивизионный комиссар Дебрюин. Тело матери обнаружили на мысе Антиб среди скал возле прибрежной тропы. Ее смерть засвидетельствовала муниципальная полиция, которую вызвали местные жители, – они услыхали выстрел и тотчас забили тревогу.
– Как это ни прискорбно, Тома, но должен сказать тебе начистоту: она погибла при ужасных обстоятельствах. Ничего подобного в Антибе раньше не случалось.
В салоне по-прежнему горел потолочный светильник. Пьянелли била дрожь. Он был мертвенно бледен – как видно, сильно переживал весь этот ужас. В конце концов, он ведь тоже знал моих родителей. А я ничего не чувствовал, потому что находился за пределами усталости, горя и боли.
– Рядом с местом преступления валялось охотничье ружье, но Аннабель погибла не от пули, – заявил он.
Ему очень не хотелось вдаваться в подробности, и я был вынужден потребовать, чтобы он рассказал мне всю правду.
И вот теперь, выйдя из комиссариата, я сам пытался объяснить адвокату всю правду: после града ударов ружейным прикладом лицо моей матери превратилось в сплошное месиво. И уж конечно, сотворить такое мой отец никак не мог. Ришар оказался в том месте потому, что его указал ему я, и, когда он туда прибыл, Аннабель уже была мертва. Обливаясь слезами, он повалился на камни, и единственной его ошибкой было то, что он, не сводя глаз с мертвого тела, причитал: «Это я сделал!» Его слова, объяснил я адвокату, разумеется, не стоит воспринимать в буквальном смысле. Ясное дело, таким образом он выражал свое сожаление, что не смог предотвратить убийство, а вовсе не раскаяние, что его совершил. Юрист охотно согласился с моими доводами и заверил меня, что готов нам помогать.
Я закончил разговор с адвокатом. Дождь лил не переставая, и мне пришлось укрыться под кровлей пустынной автобусной остановки на площади Генерала де Голля, откуда я, превозмогая душевную боль, позвонил в Порт-о-Пренс[163] и Париж, чтобы сообщить брату с сестрой о смерти матери. Жером, верный самому себе, хранил достоинство, несмотря на то что мои слова потрясли его до глубины души. А разговор с сестрой больше напоминал сюрреалистический диалог. Я-то думал, она спит у себя дома, в Семнадцатом округе, а на самом деле она проводила выходные со своим ухажером в Стокгольме. Я даже понятия не имел, успела она развестись в прошлом году или нет. После того как она подтвердила, что развод все-таки состоялся, я, не вдаваясь в подробности, рассказал ей о трагедии, постигшей нашу семью. Она тут же ударилась в слезы, и успокоить ее не мог ни я, ни малый, который спал у нее под боком.