– Ты бы не курила, выглядишь не очень хорошо, – сказал я и почувствовал, что мои слова звучат жалко и неуместно.
– А кому какое дело? – Она села в кресло и поджала под себя ноги. – Слушай, ты от меня что-нибудь хочешь? Или собираешься сидеть тут и задавать мне какие-то непонятные вопросы? Я же сказала, нам надо поговорить.
– Чем ты зарабатываешь на жизнь, Симона?
– Что? Хорошо, я музицирую, разве это не ясно? Играю на кларнете. Понятно? Да что с тобой такое?
Я почувствовал себя обманутым. Я ведь помнил, как Абрахам Хэйл описывал ее в своем дневнике: красивая молодая женщина, культурная, хорошо образована, выросла в состоятельной французской семье. Еще я заметил, что акцент у нее стал не таким заметным, словно, демонстрируя мне свой род занятий, она надела новую маску, и эта маска не оставила и следа от ее былой элегантности, лишила очарования и даже красоты.
Я не удержался и спросил:
– Как ты дошла до такой жизни, Симона? Почему они ничем тебе не помогли?
Она зло посмотрела на меня поверх кружки, которую так крепко сжимала обеими руками, как будто хотела раздавить.
– Когда ты в беде, каждый хочет что-то от тебя получить. А я не люблю просить о помощи. Я не инвалид и сама разберусь в своей жизни. Плохо или хорошо – не важно. Хватит на меня так смотреть! Ты понятия не имеешь, каково это – быть кем-то, а потом… Слушай, мы займемся этим или нет? Или ты предпочитаешь смотреть?
– Абрахам много мне о тебе рассказывал, и он еще вел дневник. Я просто хотел поговорить с тобой о некоторых моментах, которые он описывал…
– Что еще за дневник? Обо мне?
– Да, он часто тебя упоминает. Думаю, он действительно любил тебя.
Она разозлилась:
– Слушай, это больше не смешно… С чего это кто-то станет писать обо мне в своем чертовом дневнике? Я могу его почитать? Что он обо мне пишет?
– Пожалуйста, расслабься. Это не совсем дневник, просто отрывочные записи, и я вообще не уверен…
– Я хочу на них посмотреть, что бы он там ни написал. Ты слышишь меня?
– Хорошо. Ты не волнуйся. Когда придешь в следующий раз, я тебе покажу.
Это, похоже, ее немного успокоило. Она встала, скинула пеньюар и стала ласкать свою грудь.
– Мы пойдем в спальню или здесь останемся?
Честно сказать, я сначала оцепенел. Потом встал, отдал ей все свои деньги и пачку сигарет и ушел.
Когда я закрывал за собой дверь, до меня долетел ее смех.