Говорили, тут Короста рождалась, но не слишком громко.
Она могла обидеться или уловить.
Но не из-за пятен коросты на стенах люди обходили Чейплис, не потому дорога огибала его, как река камень. Дело было даже не в лампах, что рядом с ним были искажены, словно их с яростью взорвали. Просто там ощущалось зло.
Нет, место избегали, потому что там сияла чистая лестница.
Лестница была широкой и с острыми краями, крепкой, но их было почти не видно. Свертки ткани с лихорадочными глазами сидели на них плечом к плечу, и лишь чистая полоска вела к гниющим бежевым дверям.
Выводок Тонкой Мэг, и никто не трогал их, пока с тихим стуком легкое тело не падало на дорогу, откуда его забирали. Никто не указывал, не смеялся и не говорил о них. Они сидели в лохмотьях, следили за дорогой, и только ночью их было слышно.
Тихий звук. Тихое шипящее бормотание.
Эмма шла, глаза жгло даже за защитой вуали. Шум дороги был ужасным, и если бы не Микал, ей было бы еще хуже. Он шел у ее плеча, между ней и стоком, и даже карманники отступили. Крики и проклятия кучеров, треск хлыстов, дети вопили, бегая в своих играх или собираясь опустошить карманы отчаянными пальцами.
Проститутки спали после работы и джина, но публичные дома были открыты, мальчики разносили товары, их Изменения сияли металлом, кожей, кусочками стекла. Они служили тем, кто управлял участками тротуара на этой неделе, слышались шаги, топот копыт, крики. Трещал эфир, чары света и масла вспыхивали искрами, реагируя на толпу.
Шум утих, она прошла невидимую границу между миром и владениями Тонкой Мэг.
Она держала юбки близко, чтобы пройти кучки ткани, они отклонились от нее. Холод окружил ее кожу, она поднималась все выше. Микал — за ней.
Эндор в ней проснулся, появились костлявые руки, белые пальцы искали беспокойство в холодном тихом страдании.
Главные маги не могли пройти не замечено, в них было слишком много эфирной силы. А Черные, поднимаясь по лестнице, точно ощущали… трепет. Но она подняла голову и отдернула юбку от пальцев.
На вершине лестницы обитателей было больше всего, они еще не сидели в апатии, покачиваясь, как пшеница на ветру. Двери Чейплиса — большие и дубовые, еще не сгнившие от Коросты, были приоткрыты и дрожали.
Они никогда не закрывались.
Микал вдруг оказался перед ней, открыл левую дверь, петли тихо зашипели. Эмма подавила дрожь, взяла себя в руки и шла дальше.
Полумрак был облегчением, лишь свечи трепетали на высоких колоннах, их дым загрязнял крышу. Ангелы и святые были за сажей на потолке.
Эмма не смотрела, она скользила взглядом по разбитым скамьям в тесном зале, ниши по краям были еще темнее. Все было на месте, но густой белый туман появился над деревянными спинками, неспешно двигаясь.