— Правильно, нет, — одобрил гражданин, вновь изучив окрестности и Витеньку, который пытался отпугнуть его занятым видом, расплываясь в то же время в улыбке от предвкушения взрослого счастья. — Ты не стесняйся. Разгадаю и уйду, — он смотрел на Витеньку ласково, но не до такой степени, чтобы подросток продлил свои опасения относительно намерений неизвестного. — Может, в Америку собрался?
— Нет, — подавляемая радость вновь вскипела в подростке, и он сладко прикусил разлохмаченную зимними болячками губу. — Потом поеду.
— Или… сноуборд купил?
— Не-ет… — отрицательно удивился невзрослому слову Витенька, действительно собиравшийся вскоре приобрести модную одинокую лыжу позитивной расцветки.
Неизвестный гражданин задумался, прижав мякоть сигаретного фильтра темными зубами. Он был старым и потертым, и давно уже не чувствовал в себе обширных запасов времени, которые особенно ощутимо распирали изнутри Витеньку в этот вечер. Предположив в нем смиренную зависть старшего, уловившего отголосок себя в постороннем начинающем человеке, Витенька принял решение бескорыстно подарить гражданину неизвестно зачем нужную разгадку жизненного ребуса. Он азартно выдохнул, ожидая нового и последнего вопроса.
— Тогда может… — упакованный в дубленку стянул мохнатое переносье и еще раз с недоверием осмотрел окружающую местность, как будто ища некие ориентиры. — …к подружке идешь?
— Не-ет, — позвякивающим от восторга самостоятельности голосом ответил Витенька и, потерев покрывшиеся ментоловым потом ладони, доверчиво прояснил: — На пьянку с телками…
Поживший гражданин обдумал пояснение, глядя на несочетаемого с ним Витеньку. Витенька цвел, удерживая во рту нецензурный синоним к сказанному. Гражданин докурил, бросил с шипением погибший окурок под Витенькины ноги и удрученно кивнул:
— Ну, иди…
Запотевшие образы ровесниц и женщин еще более умудренных, смеющихся в хорошо освещенной квартире среди удачников, к которым он только начинал принадлежать, повлекли подростка вперед, прочь от необъяснимо расстроенного гражданина. Щекоча и утаскивая Витеньку подобно русалкам, они не дали ему удивиться неодобрению и отсутствию прощальных слов. Не выдержав конкуренции, образ неизвестного начал испаряться из Витенькиного сознания, оставив лишь несколько кристаллов недоумения, которые, впрочем, начали ощущаться значительно позднее.
— Самый счастливый день, значит… — бормотал упакованный в дубленку, впившись слезливым взглядом в Витенькину торжествующую спину. — Вот как, значит… В Тибете был… Троих любил… Жена — золотой характер… Подпятник изобрел… А это что… Это что… — он морщился, как будто трудноразличимая уже Витенькина спина представляла собой некий визуальный лимон. — Пош-шел на ****ки… А ведь даже и не вышло ничего тогда!.. — бросив в невольного огорчителя тихий последний аргумент, гражданин обмяк, и на лицо его легла вынужденная бесстрастность побежденного. — У-у… Халту-у-ура!..