Когда дело дошло до припева, Стью присоединился к Тому, пусть его голос был не так хорош, и древний гимн далеко разносился в кафедральной тишине рождественского утра:
– Рождество, Рождество, Рождество, Рождество… Христос родился в Израиле!..
– Это все, что я помню, – чуть виновато признался Том, когда стихло эхо их голосов.
– Прекрасная песня. – Стью почувствовал, что слезы опять жгут глаза. Еще немного, и он бы заплакал, а Тома это расстроило бы. Поэтому он сдержался. – Нам пора ехать. День уходит.
– Конечно. – Том посмотрел на Стью, который сворачивал свою палатку. – Это лучшее Рождество в моей жизни, Стью.
– Я рад, Томми.
Вскоре они уже снялись с места и продвигались на восток и вверх под ярким и холодным рождественским солнцем.
В тот вечер они встали лагерем почти у самой верхней точки перевала Лавленд, на высоте двенадцать тысяч футов над уровнем моря. Спали в одной палатке, а температура воздуха упала до двадцати градусов ниже нуля[130]. Без устали дул ветер, холодный, как лезвие кухонного ножа, на землю падали резкие тени скал, звезды казались такими большими и близкими, что не составляло труда до них дотянуться, и где-то выли волки. Лежащий внизу мир напоминал огромную гробницу, что на западе, что на востоке.
На следующий день, еще до рассвета, Коджак разбудил их громким лаем. Стью подкрался к выходу из палатки с винтовкой в руках. И впервые увидел волков. Они подошли вплотную, сидели вокруг лагеря, не выли – только смотрели. Их глаза поблескивали зеленым. Все они, казалось, безжалостно ухмылялись.
Стью выстрелил шесть раз, практически не целясь. Волки разбежались. Один высоко подпрыгнул и рухнул. Коджак подбежал к нему, обнюхал, поднял лапу и помочился.
– Волки по-прежнему его, – пробормотал Том. – И всегда будут его.
Он пребывал в каком-то полусне. Веки не желали подниматься, глазные яблоки двигались медленно. Стью вдруг осознал, что происходит: Том впал в транс.
– Том… он мертв? Ты знаешь?
– Он никогда не умрет, – ответил Том. – Он в волках, родные мои, да. В воронах. Он – тень совы в полночь и скорпиона ясным днем. Он спит головой вниз вместе с летучими мышами. Он слеп, как они.
– Он вернется? – с ужасом спросил Стью, почувствовав, как внутри все похолодело.
Том не ответил.
– Томми…
– Том спит. Он ушел смотреть на слона.
– Том, ты можешь увидеть Боулдер?
Далеко-далеко белая полоска зари поднималась по небу, разорванная безжизненными горными пиками.
– Да. Они ждут. Ждут известий. Ждут весны. В Боулдере все спокойно.
– Ты можешь увидеть Фрэнни?
Том просиял.
– Фрэнни, да. Она толстая. Думаю, она собирается рожать. Она переехала к Люси Суонн. Люси тоже ждет ребенка. Но Фрэнни родит первой. Да только… – Лицо Тома потемнело.