— Опять! Вник?
Зуёк согласился, но только оговорил, что поехать сможет не раньше чем недели через три, раньше из полка не отпроситься...
Расставшись, Иван тут же повесил ему на хвост трёх молодцов, повелев блюсти неотступно и незаметно, а потом ехать за ним и в Калугу, и следить, и не допускать, чтобы и сам не деранул куда ни то, и, главное, не угнал бы вместе с помещиком Свининым куда-нибудь такого-то и такого-то, прозвищами Курлап и Шиш.
Камчатка при этом разговоре присутствовал, дополнял Ивана.
Объявил Камчатке, что, пока не заполучит извергов, тот будет при нём. Чтобы опознавал и свидетельствовал потом. А со двора чтоб ни шагу, попробует — команда стражникам дана беспощадная. Ну а после, хочет не хочет, а сдаст он его в приказ. Хватит воровать!
— Хватит, Вань, хватит! — с готовностью и жалко, дерганно улыбаясь, согласился Камчатка. — Устал...
Он страшно был доволен, что живёт у Ивана в тёплых покоях, что его хорошо кормят. Говорил, что давно уже так не жил, соскучился. В последнее время, удрав с Волги, обретался в Касимове, в Рязани, в Коломне, промышлял в одиночку, воруя бельё в банях и по дворам с верёвок и что попадалось по мелочи. Грузил лес на пристанях.
Был очень услужлив, помогал, чем мог, по дому.
Вернувшийся с Волги Волк очень удивился, увидав, как Камчатка сильно одряб, посмирнел и состарился с минувшего года. А ведь ему минуло лишь сорок три.
Федосья Савельева запиской просила непременно побывать у неё в определённый день и час, а у него почти на то же время уже была сговорена другая встреча. И он пошёл в Колпашный чуть пораньше, чтобы сразу и уйти.
А там — накрытый стол и десять человек гостей, среди которых Авдотья Жеребцова и другие знакомые, завсегдатае этого дома. Не знал только двоих: немолодого, невысокого, полноватого мужика, смахивающего на откупщика или торговца — Петром звали, и тоненькую, совсем ещё юную девицу, которую никак не назвали и которую он поначалу не разглядел.
Жеребцова так шумно ему обрадовалась, так ринулась, навалилась, что он даже закачался под общий смех.
Он уже больше года ничего с ней не имел.
— Что празднуешь в будний день, хозяйка-неунывайка? — полюбопытствовал у Савельевой Иван.
— Секрет, Иван Осипыч! — сделала она глазки, приглашая садиться.
— Я те потом пошепчу про ейный секрет! — сдобно хохотнула Жеребцова и хотела сесть рядом с Иваном, но Савельева отогнала её к невысокому, немолодому.
— За здравие пил. За упокой пил. За многое пил, а вот за бабий секрет — нет. Хотя, кажись, догадываюсь, в чём он и где — конечно, в... — И, ахнув, испуганно осёкся, что чуть было не ляпнул вслух то, о чём догадался.