Дети разбитого зеркала. На восток (Жуковского) - страница 32

Так не разговаривают с детьми. На мгновение Фран взглянула на себя со стороны и увидела то же, что видел рыбак — отдельное, никому отныне не принадлежащее существо. И детство слиняло с неё, как старая змеиная кожа, как кокон, оставив смутное предчувствие полёта и удивительной новой жизни. Её лицо стало чуть более открытым.

— Ты ведь спрашивал об этом Берада. Что он ответил?

— Сказал, что в чём-то еретики оказались правы, а Церковь ошибалась. Может статься, видения, вынесенные из Огня Хранителями истинны, и тогда…

— Что?

— Им одним под силу взять на себя заботу о твоей душе.

— Это невозможно, — выговорила она пересохшим ртом. Огромный ждущий мир, сама жизнь, чаша, способная утолить любую жажду, книга с ответами на все вопросы были протянуты ей дружеской рукой, но…

— Это невозможно. Огненные Маги не обучают женщин. Меня не примет ни один монастырь Края пустыни.

— А ты бы хотела?

— Стать одной из Гончих? Да.

Рыбак понимающе кивнул.

— Тогда собирайся. Дорога неблизкая.

— Но как?

— Драгоценностей, что оставил твой священник, должно хватить, чтоб произвести впечатление на Огненных Магов, понимай их как взятку, плату за обучение или пожертвование монастырю. К тому же есть среди них одна редкая реликвия…

— Не всё так просто. Этих не подкупишь, ведь с самого начала они ждут появления Амей Коата именно в женском обличье. Говорят, на языке пустыни змеи бывают только женского рода. Так или нет, Хранители считают женскую природу падшей и тлетворной, неспособной к укрощению магии.

— Если уж Змей будет бабой, тебя им тоже стоит уважать.

Фран хихикнула. Рыбак продолжал серьёзно.

— Священник оставил письмо для их главного. Берад выслал его из Империи в давние времена. За ересь. В письме он признаётся в ошибках и просит о помощи. Не смогут они дать тебе от ворот поворот, приютят и присмотрят — хотя бы для того, чтобы узнать, чего это священник так старается.

— А ты его спрашивал?

— Конечно. Замаливает какой-то старый грех. Его дела. Почему ты так смотришь, Фран?

А она впервые увидела его по-настоящему.

Она всегда плохо понимала людей. Дикий и впечатлительный ребёнок, чаще Фран была занята отысканием безопасных дорожек между подводными течениями своей собственной жизни, и если кому-нибудь удавалось вытащить её на поверхность, она превращалась в задыхающееся глубоководное животное, ослепшее от ветра и солнечного света.

Хуже всего было с теми, кого она любила. Все оттенки их настроений опутывали её сетями, рвать которые было жестоко, а оставаться в них — невыносимо. Люди смотрели на неё, а видели кого-то другого, ждали от неё того, что она никогда не могла бы им дать. Она научилась убегать, уклоняться от давящей тяжести чужих страхов, надежд и ожиданий, убегать от людей, таких далёких и непостижимых. До этой минуты.