Спустя два года монастырь изгоняет Саад, и она возвращается домой. Причина изгнания держится в секрете. Но прежних её поклонников снова ждёт разочарование — Саад не выходит, никого не принимает, не появляется на балах. Она всё ещё неимоверно прекрасна, она богатая наследница и многие мечтают ввести её хозяйкой в свой дом. Но с ней начинают твориться странные вещи.
Стихи появляются снова. Но какие это теперь стихи! Вместо ясной сердечной мудрости прелестного ребёнка — мучительные отзвуки потусторонних предчувствий, видения отравленного разума. Бераду удалось поймать обрывок в памяти одного из уличных певцов:
Ждёт меня скоро две тысячи лет
Тот, кто меня поведёт под венец.
Пыль неразбитых истлевших сердец,
Плоть моя — белый неласковый свет.
Розой лесной зарастает мой след,
Кровью окрашены камни колец,
И выбирающих скорый конец
Оберегаю от боли и бед.
В яркие окна не смею смотреть
Взгляд мой порой принимают за смерть,
С ним через ночь поцелуй оборвав.
Но, посвящённые давней поре,
Рдеют волокна пылающих трав
На отдалённом лесном алтаре.
Саад живёт, словно в полусне. Точнее, она спит, как кошка, почти весь день, засыпая порой на полуслове, где и когда угодно. Когда же не спит, то бродит в самых неподходящих местах.
Говорят, её видели в гиблом окраинном притоне покупающей сонные порошки и восточные зелья у известного изувера и убийцы по имени Вито. Старик, которого боятся самые отчаянные городские подонки, становится её лучшим другом. С ним, на свою беду, однажды встречают Саад Марек и Юго, два молодых кавалера, прежде танцевавшие с ней на балах. Что привело двух блестящих красавцев в тёмные зловонные улицы дешёвого разврата и преступных секретов, осталось неясным, как и то, что именно там произошло.
Позже, на суде, рассматривались две версии.
По словам девушки, Марек и Юго, не стесняясь старика, обступили её, и, мстительно (когда-то она отвергла их ухаживания) поинтересовавшись, нравится ли ей её новая жизнь и не делает ли она скидки для старых знакомых, грубо схватили за руки и потащили в темноту, с далеко, судя по грязным репликам, не благородными намерениями. Не стоит и говорить, что оба прекрасно знали, — Саад, несмотря на все причуды, никогда не была продажной женщиной, — и их действия были предельным оскорблением и неприкрытым насилием.
Марек же и Юго утверждали, что сердца их преисполнились ужасом и жалостью при виде того, в какую пропасть катится барышня их круга и руководило ими лишь желание вырвать девушку из когтей порока и отвести домой, пусть даже против воли, вопящую и брыкающуюся в приступе бешенства.