Джеди как-то остался за пределами этого круга. Его обычной компанией в эти дни стала принцесса Сель. С ней можно было подолгу безмолвно бродить по бесконечным дорожкам сада, прихватив с собой книжку какого-нибудь забытого старого поэта, смотреть на начинающие желтеть листья, крошить хлеб воробьям и точно знать, что спутница великодушно и чутко подыграет в наивном стремлении сделать вид, что это и есть настоящий мир, обладающий всеми правами подлинной реальности.
Джеди ни о чём не расспрашивал младшую из принцесс и мог только догадываться о скелетах в её шкафу. Одно он знал наверняка — его собственный заветный шкаф открывается тем же самым ключом. Сестрой по несчастью — вот кем она была, сестрой по больной разрушающей любви. Глядя на неё, Джеди понимал, во что превращается сам. Такая готовность отринуть свою волю и вверить себя власти другого человека пугала и завораживала. Это было неправильно, но какой это был соблазн — отдаться, забыться.
Мара как-то объясняла ему, что демоны любят именно так. А как любят люди, он бы и сам сейчас не смог ответить.
И вот, настало утро, когда всё внезапно изменилось.
Раздался стук в дверь и заспанному Джеди вручили записку. «Бросай хандрить, ты мне нужен. Галерея Арсенала, в восемь».
С бьющимся сердцем шёл Джеди на эту встречу. Шёл и спрашивал себя, отчего его сердце стало похоже на сердце женщины и откуда в нём эта девичья пугливость и затаённая надежда.
Где она, его смелость, смелость человека, довольно всего повидавшего за тридцать без малого лет. Когда-то он лихо дрался с уличными грабителями и побеждал в поединках бродячих мастеров фехтования. Дикие звери не пугали его, дикие люди и дикие пустыни. Ничего не боясь, он скитался по свету, как заговорённый. Его судьба ждала его здесь. Его смерть носит бархатный берет, и, быть может, станет императором.
Арсенал возвели на остатках древней крепости, ровесницы столицы, и со стороны города он напоминал стоящий особняком утёс, уходящий обрывом в реку. Его множество раз перестраивали — корпус мастерских и ведущая к ним застеклённая галерея появились сравнительно недавно. Мастерские особо не пригодились — военных конфликтов не случалось слишком давно, — и всех дел у императорских оружейников было только починка и полировка древней и славной коллекции, — а заказывать новинки полагалось у городских умельцев. Арсенал был храмом, музеем давнего боевого величия. И в этот ранний час поблизости наблюдалось подозрительно много далеко не праздного народа.
Рассветные лучи насквозь прошивали стрельчатые окна галереи. Янтарные ломти света лежали на мозаике каменного пола, окрашивая квадратики плитки всеми оттенками мёда и хлеба. На древних вымпелах и штандартах, подвешенных под потолком, ярко и выпукло высветилась рябь цветных нитей, пронизанная зёрнами золотых искр. Солнечные блики на лезвиях копий, рогатин и алебард, снопами установленных в простенках, дымились и расплывались в дрогнувшем от напора холодного блеска взоре. Чёткие косые тени рассекали сияющий ковёр освещённого пространства. Из сумрачной глубины, пахнущей пылью, металлом, маслом и воском, шагнул вперёд Ченан, и лицо его было белым, как ночные цветы, а кудри горели огнём.