— Простите, моя госпожа, мне не терпится снять с него лак. Интересно, что получилось.
Пахучий скипидар легко смыл лаковую плёнку, обнажив светлую сталь с безупречно чётким рисунком углублённых штрихов и линий. Поворачивая лезвие под разными углами к свету, Джеди радовался тому, как играют на стали солнечные лучи. Он был доволен. Оставалось только решить, что сделать с рукоятью.
Сель провела пальчиком по кинжалу.
— Красиво… Ты очень занят сейчас. А мне одиноко. И нужно поговорить.
Джеди взглянул на принцессу и в который раз отметил про себя загадочное свойство её внешнего облика. Утончённой, хрупкой, безусловно привлекательной Сель не хватало какой-то малости, чтобы считаться настоящей красавицей. И совершенно не удавалось понять, в чём именно дело, уж точно не в какой-либо отталкивающей черте — таковые отсутствовали. Изменчивая, ускользающая внешность принцессы заставляла напряжённо ждать момента, когда благодаря какой- либо случайности — внезапному жесту или эффекту освещения — вдруг сойдётся одно к одному, сложится неповторимая гармония — и разобьёт тебе сердце. Но этого не происходило. Чего-то не хватало — всегда чуть-чуть, но это ожидание завораживало не хуже подлинной красоты.
— Разве вы не видитесь с Ченаном?
Сель покачала головой.
— Все считают — и ты, милый Джеди, не спорь, — что я делю ложе с собственным братом. Если бы это было правдой! Но моя тоска неутолима.
— Вам бы не стало легче.
— Кто знает. Ты ведь не знаешь, Джеди?
— Нет. Но могу постараться представить.
— Знаешь, что он сказал? «Кровосмешение — слишком пресная радость. Всё равно, что стянуть яблоко с собственной кухни. По-настоящему желать можно лишь далёкого и невозможного». Тебе ведь почти посчастливилось стать тем далёким и невозможным?
— Это была ошибка, — спокойно ответил Джеди, — что вас тревожит, моя госпожа?
— Тебе не понять, милый мастер. Никому не понять. Но ты хотя бы попытаешься — ты добрый.
— Я очень изменился, принцесса. Но говорите.
Такой Джеди видел Сель впервые. У неё словно бы закончились душевные силы поддерживать обычную видимую кротость. Во взгляде плескалось отчаяние, прерывистое дыхание и беспокойные движения рук выдавали биение нервной дрожи.
— У меня, пожалуй, не будет детей. Он не хочет меня, а мне не надобны другие.
— Он ваш брат.
— По отцу, а такое родство не всегда несомненно. Но речь не об этом. Ты, наверное, слышал — одна из моих дам родила ребёнка, и брат Хеда признал его своим сыном.
Джеди кивнул.
— Из меня вышла бы славная тётушка. На младенца можно смотреть бесконечно. Трогать пальчики и пух на голове, вышивать ему рубашечки. Но Ченан… знаешь, какие слова он сказал мне, когда узнал, что я брала дитя на руки?