— … Больше ничего не контролирую. Я даже не знаю, что происходит в моей семье, потому что вижу своих детей раз в неделю, и то в самом лучшем случае, когда кто-то из них вдруг вспоминает о существовании отца и том, что он может волноваться…
— Хочешь, я перееду к тебе на ПМЖ? — лениво предлагаю я чисто из желания поддержать наш семейный разговор, суть которого позабыл добрых полчаса назад.
— Думаешь, я шутить тебя сюда позвал? — он взмахивает руками и вновь заводит долгую-долгую речь, по первым двум фразочкам из которой я делаю выводы и с облегчением возвращаюсь к своему прерванному занятию.
Меня сейчас вырубит прямо на этом неудобном стуле, и даже назойливая вибрация телефона уже не подействует. Спать. Не помню, когда я спал в последний раз. А рабочий день только в самом разгаре, и сачковать, ссылаясь на травмированную руку, уже не получится. Это никого не впечатлит.
Сквозь бесконечное бормотание отца, разбавляемое ленивыми мыслями о неминуемости трудового процесса, я вдруг разбираю целый вопрос:
— Катя что, ушла из дома? — и даже перевожу взгляд на застывшего в ожидании ответа отца.
— Да ладно? — вспоминаю свое мимолетное посещение квартиры ранним утром, пытаясь сообразить, были ли там какие-нибудь изменения, способные натолкнуть на мысль о том, ночевала ли у меня сестрица, и озадаченно тру щеку. Не знаю. Она могла как быть там, так и не быть. Немного от меня все-таки толку.
— Поговори с ней, — просит отец. — Боюсь, со мной общаться она не станет. После той ссоры, когда я наговорил ей всякого, она ни разу мне не позвонила и не ответила ни на один мой звонок. Я больше не знаю, как вести себя с ней… — он искоса посматривает на меня и поправляется. — С вами обоими.
Да, это точно. После того, как мамы не стало, в нашей семье наступила черная полоса отчуждения, которую при желании можно было бы раскрасить в светлый цвет, если б все мы прикладывали к этому хоть каплю усилий. Но нет. Нам оказалось легче существовать поодиночке, старательно делая вид, что на самом деле все хорошо, и мы прекрасно ладим друг с другом.
— Ладно, скажу ей, чтобы выметалась из моей квартиры и топала домой, — согласно киваю я, намеренно не давая отцу вовлечь себя в разговор посерьезнее. Поняв, что смутная опасность миновала, Алексей Петрович с заметным облегчением отворачивается к окну. В моем кармане снова вибрирует мобильник, и на сей раз я, поколебавшись, вытаскиваю его на свет. Вопреки ожиданиям увидеть на дисплее номер отца Серафимы, жаждущего общения со мной больше, чем мой собственный отец, убеждаюсь в том, что все это время мне названивал Сашка.