Имя посторонней девицы, внезапно всплывшее в момент, когда никто, кроме меня, не смеет занимать его мысли, очень неприятно режет слух. Я не успеваю даже открыть рот, Мишка опрокидывает меня на спину и на полусогнутых руках нависает сверху, возобновляя сильные толчки внутри моего тела.
— Я сделаю все, чтобы этот псих никогда больше к тебе не приблизился, — его губы касаются моего застарелого шрама на щеке. — Когда он снова решит проявить себя, клянусь, я буду рядом. Пусть этот хренов крот высовывает морду из своей норы, но ему больше не удастся застать нас врасплох. Я не отдам тебя ему, слышишь?
Обхватываю его ногами, обновляя своими ногтями уже подзатянувшиеся царапины на его широкой спине. Оргазм рассыпается по моему телу острой дрожью, накрывает волной экстаза до самых кончиков ногтей. Мишка покрывает поцелуями мои закрытые веки, непривычно горящие щеки, размыкает языком приоткрытый рот. Я извиваюсь под ним, заглушающим мои крики своими губами, и в эти мгновения почти сожалею, что он не тот, о ком я привыкла думать изо дня в день, надеясь разгадать его страшную тайну.
Я хочу, чтобы он любил меня так же безумно, как Лицедей.
Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, неподвижно, восстанавливая сбившееся дыхание, когда спонтанная мысль с полоборота заводит меня в приступе едкого, приглушенного хохота.
— Я выиграла, — давлюсь нарастающим смехом в ответ на вопросительный Мишкин взгляд. — Ты понимаешь, что я его сделала? Я так надеялась, что этим чертовым Лицедеем окажешься ты, а все вышло куда проще… и печальнее, — мой смех сходит на нет так же быстро, как и появился. — Ты знаешь, а ведь «судьба» — в самом деле не просто красивое слово. Это нелогично, но так… правильно. Лицедей был совсем рядом, а я влюбилась в тебя.
Глава 28. СЕГОДНЯ Я МОГУ ТЕБЯ УБИТЬ
Миха
Она стоит у самого края бездонной пропасти, достаточно негромкого оклика или легкого толчка в спину, чтобы пустота поглотила ее без остатка. Изо дня в день подвергая сомнению все, что формирует ее настоящее, сгорая дотла в одной ей видимом пламени, она беззвучно кричит о помощи, совсем не надеясь, что в мире, полном скупого равнодушия, кто-то может ее услышать. Я и сам был непростительно слеп, не замечал этого до самого последнего момента, пока вся искусственная шелуха не начала спадать с нее, образуя брешь в ее самозащите от внешнего воздействия. И пусть она поторопилась залатать сквозную дыру, пропускавшую истинные, нефильтрованные эмоции, я точно знаю, что смог уловить момент, рассмотреть ее настоящую, ту, которой она была еще до своего увлечения тленом и громкой музыкой. На самом деле, она вовсе не такая холодная и мрачная, какой очень хочет казаться. Иногда она забывается, позволяет себе ослабить строгий контроль, понятия не имея, что я, подобно одержимому, наблюдаю за каждым, даже самым незаметным ее движением. Я нашел ее след, и теперь двигаюсь по едва заметным отпечаткам, мысленно рисую в своей голове точечный портрет этой девушки, как ластиком стирая ее искусную ложь тщательно отмеренной правдой.